«Утки уже летят высоко…»
Егерь Иван пять лет отсутствовал в родной Фроловке по причине жительства в Германии. И вот вернулся. «Посмотрите, ребятки, какую я баню смастерил, приглашаю попариться. Там такой не было, а была ванная…» И эти его слова с добрейшей улыбкой на лице, готовность принять гостей и тут же проводить в жаркую баньку, вручив по березовому букету-венику, стали тем обязательным предисловием к сердечному разговору, какой всегда случается при встрече друзей-охотников.
Иван зачастил словами, словно молитву читал: «Вернулся я, хлопцы. Сын остался в Германии, а я вернулся. Один я там, как перст, а здесь люди свои, родные. Здесь душе теплее и костям мягче. Воля здесь, ребятки, простор душе и сердцу. Мне, старику, дома-то лучше».
ВОЛЯ И ПРОСТОР
Попрощались с Иваном, дав твердое слово попариться в его баньке в одну из охот. Когда мы вырвались из города, нас тоже потянули воля и простор. Выехав за деревенскую околицу, воочию убедились в своих догадках. Аномально жаркое лето выпарило фроловские болота, а на бывших зеркалах воды стояли копешки сена. Чугаевское озеро высохло до состояния лужи, в чьей грязи выискивали корм досужие чайки. Природа преподнесла «сюрприз», поскольку отстоять зорьку собирались на этих низменных, окаймленных камышовыми берегами, разливах. Забираться в глубь озера не решились, так как пускаться в рискованное путешествие на резиновых лодках в предзимье было бы верхом легкомыслия. А деревянные на причале стана требовали капитального ремонта.
Да в утках ли дело! Они летали высоко, и мы им помахали рукой. Нынче было чему удивляться на берегу Сыкандыка, десятилетиями служившему базой отдыха, санаторием, курортом для шахтеров-охотников. Финансы в их семейном бюджете всегда пели романсы и редко кто из числа горняков нежил усталые, в угольных забоях изробленные мощи на черноморских пляжах. Сейчас, когда не стало шахт, на «заслуженные» пенсии и вовсе не выбраться на южный курорт. Как говорится, это тот смех, который сквозь слезы.
ЗЕМЛЯ — СВЯТОЕ
Сюжетов, способных удивить и порадовать, мы и впрямь повидали. Перво-наперво, пригородная деревня Фроловка не умерла. Кажется, чище и опрятнее, с цветами и даже голубятнями, стали улицы. Сидят по лавочкам бабушки, воркуют о своем. По деревне гуляют стайки гусей, растут стога сена, поленницы дров. Прочно обосновались фермеры, дачники, закладываются фундаменты — и строятся добротные дома. «Маршрутки» комфортно доставляют селян до города.
В выпусках «Полатей» не раз писал о заросших бурьяном полях, жадно пожираемых весенними палами. Беда грозила и постройкам стана, когда со всех сторон наступали огненные валы. Охотники отважно вступали в схватку с огнем, пускали встречные палы, укрощая ненасытное пламя. И вот видим — поля распаханы, засеяны зерновыми культурами, травами-медоносами. На берегу Чугаевского озера, где некогда стояла деревня с одноименным названием, выросло крестьянское хозяйство. Стоит сельхозтехника, лают собаки. Сельскохозяйственный комплекс, огороженный и обсаженный пчелиными ульями, вырос на берегу Сыкандыка. Землю арендует и возделывает бывший шахтер-копейчанин Владимир Петров. Земля — святое, а свято место пусто не бывает. Не надо государству, так спасибо человеку, российскому трудоголику. От соседства с фермой выиграл и охотничий стан. По крайней мере, изрядно поредевшая лодочная «флотилия» находится под присмотром. И все эти изменения произошли за два последних года. Там, где ульи, не увидел осиротевшую печь с черной трубой, напоминавшую траурный обелиск на месте сгоревшего егерского дома. Тогда в пожаре погибли егерь с женой. И правильно, что пожарище заровняли землей, покрытой сейчас сочной зеленью. Пчелка — создание мирное, ни к чему ей дышать запахом гари.
РОДСТВО СЕРДЕЦ
К сожалению, хозяин был в отъезде, и побеседовать с Владимиром, которого знаю давно, не пришлось. Зато пообщался с приятелями-охотниками Виктором Крупининым, Валерием Угрюмовым и Александром Порохиным, с последним состою в далеком родстве. А вот родство наших сердец, навечно покоренных чарующей природой, очень даже близкое. Ночью, когда серебряные звезды опрокинулись в черную воду озера, нам долго не спалось. Выходили из избы, усаживались на крыльце и долго беседовали, вспоминая родных и близких людей, охотничьи зори, природу прошлых лет. Александр Викторович насколько мужествен, настолько скромен. Свой охотничий стаж он обозначил цифрой «49» лет. Мог бы сказать: «Охочусь полвека». И кто бы проверил? Но в нем всегда жили честность к своим поступкам и отношению к природе. А природа полувековой давности, ее флора и фауна, по нашему с Порохиным мнению, была другой — ярче, богаче, щедрее. Пройдет еще полвека — что останется?
Переночевав на охотничьем стане, не сделав ни единого выстрела, мы с другом Александром Алябьевым занялись поутру «тихой охотой». Финиш ушедшего жаркого лета оказался щедрым на грибы. Немного жаль, что не услышали в осеннем небе гусиного гомона и не увидели журавлиного клина. По народному поверью, с Арины, первого октября, начинается журавлиный лет.
Лето красное, с ним всегда жалко расставаться. Чтобы расстроить отлет журавлей, дети и взрослые, завидев в высоком небе журавлиный клин, в былые времена кричали: «Колесом дорога! Колесом дорога!».
Счастливого пути, птицы, до будущего лета!
Мирно спит озеро, сияя серебряным браслетом лунной дорожки. А в тот день, когда сгорел егерский дом, охотников, коротающих предзоревое время ночи, захватили спящими и жестоко избили «ночные рейдеры» во главе с неким «Мастерком». Работники прокуратуры предлагали дать делу официальный ход. Ночной банде грозили реальные сроки, но мы, охотники, простили «гостей», не ведавших, что творят.