Последняя охота

По неписаной традиции, сложившейся с незапамятных времен, перспективный горный начальник, назначаемый на должность директора шахты, обзаводился ружьем и вступал в общество охотников. Всем известно, что охотой увлекались цари и царедворцы, партийные вожди и их бонзы, и эта традиция была едва ли не гласной «должностной обязанностью» для руководителей: заняв ответственный пост, надо было соответствовать. Не избежал увлечения охотой и горный инженер Виктор Петрович Мальцев, занявший к сорока годам кресло директора шахты «Куллярская».

«Заболел» охотой

Посвящение в охотники, а заодно и в высокую должность, как водится, прошло в мужской компании, в объятиях природы, на охотничьем стане озера Большой Сарыкуль. Обширная солончаковая падь озера, заполненная транзитной водой местной речки, стоками шахт и разрезов, издавна служила местом гнездования и обитания водоплавающей птицы. Неглубокое, заросшее камышом с прогалами тихих заводей озеро было раем для его обитателей и любителей спортивной охоты.

Быть охотником, с одной стороны, и обладателем престижного ружья, а также членского билета, с другой, – понятия, мягко говоря, разные. А потому увлечение стрельбой по летающим мишеням у охотников директорского корпуса затухало так же быстро, как и вспыхивало. Сказать по чести, не располагал к частым выездам в охотничьи угодья и круглосуточный процесс угледобычи. А с возрастом и выходом на пенсию охотничья страсть улетучивалась сама собой. В этом плане Мальцеву «не повезло». Он, например, никогда не мог понять знакомого профессора, утверждающего, что пейзаж, пусть даже самый красивый, его не волнует вовсе, а мыслит он только научными категориями. Директор Мальцев любил природу всей душой, заболел охотой всерьез, а потому каждый выезд на берег Большого Сарыкуля почитал за счастье и благо. Не забыть ему ночевки в избушке на сваях, затерянной в непроходимых дебрях огромного озера. Избушку на воде по его настоянию поставили шахтеры-охотники. Неугомонной, шумной компании на стане он предпочитал тихое пристанище в таинственно-романтической глуши Сарыкуля, о котором не преминул написать в своей книжке песнопевец природы Виталий Бианки.

Звезды над озером

Пройдя на лодке два километра, Мальцев вставал на ближний к избушке плес, наслаждался угасающим светом вечерней зари, умиро-творенным дыханием озера. Стрелял метко, и зеркало плеса то и дело разбивалось о тяжелые шлепки падающих уток. Угасало эхо выстрела, и плес снова зеркально блестел в лучах закатного солнца. Добыв тяжелую связку уток, которых по возвращению на стан раздавал мужикам, причаливал к избушке. Жена ревновала Виктора Петровича к охоте, потому как эта его страсть отнимала и без того дефицитное свободное время мужа-директора. По этой причине никогда не готовила привозимых с охоты уток и на дух не переносила запах дичи. Мальцев первое время обижался, но вскорости свыкся, перестав привозить добычу домой.

Сидя на высоком крыльце «ковчега», подолгу любовался звездным небом, серебряной россыпью млечного пути, лунной дорожкой, блистающей на темной глади воды, внимал тишине ночного озера. В городе он никогда не видел таких ярких звезд, и показать бы их жене! Может быть, тогда его благоверная сумеет понять мужа.

Короток сон охотника. Легко поужинав, удобно устроился на топчане, застеленном мягкой овчинной шкурой, и сомкнул веки. Ночуя в охотничьей избушке, надежно поставленной на сваи и ладно скроенной шахтерами-плотниками, Мальцев экономил массу времени, необходимого для отдыха, которого никогда не хватает на стане. Не надо просыпаться заполночь, уплывать в озеро, загребать до заветного плеса. А потому пробуждался с утренней зарей, ощущая телом прилив сил и энергии.

Ледяная заря

Трагедия случилась поздней осенью, в предзимье. Тихие плесы уже подернулись линзой ледостава, а просторные, открытые ветру заливы еще волновала рябь холодной воды. Пошла северная птица, и те охотники, кто хоть раз попадал на этот безумный «аттракцион», спешили запастись патронами. Боеприпаса в момент активного перемещения северной птицы над озером уходило много. Результативность стрельбы была высокой, а добыча щедрой. Все же уговорили Мальцева охотники съездить на стан, закрыть, так сказать, охотничье-спортивный сезон.

Практика показывает, что причиной трагедий на охоте, особенно на воде, служит стечение обстоятельств. Один неверный шаг, опрометчивый поступок, непродуманность поведения – и случается беда. Тогда, в описываемое автором время, беда настигла самого Мальцева.

В эпоху Леонида Брежнева гулял анекдот. После завершения полета и благополучного возвращения на землю космонавта спрашивают: «Какое самое сильное впечатление испытал в космическом пространстве?» Посланец земли блаженно отвечает: «Безбрежье!» Есть в этом анекдоте некий философский смысл. Всяк понимает его по-своему. А для охотника, когда он плутает в глухом озере, не ведая, как прибиться к берегу, встать ногой на твердую землю, понятие «безбрежье» абсолютно неприемлемо. Тут если не вождь, так свой «царь» в голове завсегда обязан быть.

В тот роковой день Виктор Петрович решил дойти до заветного плеса на «моторке», а уже на месте пересесть, казалось бы, в прочную и надежную резиновую лодку. В его скраде на плесе мужики сработали деревянный настил. Лодку он планировал завести в скрад, так что риск искупаться в ледяной воде был минимальным. Он так и сделал. Заняв в озере удобную, на «твердой почве» позицию, выбил из пролетающих стай десятка два морских чернетей, гоголей, свиязей и шилохвостей. Такой охоты не видал он сроду. Птица, мотаясь над озером в струях первого снегопада, сплетала за собой подобие лировидного хвоста. Нечто подобное случается, когда над водой стелется плотный туман, и за птицей, летящей словно в молоке, тянется белый хвост.

В холодной воде

К вечеру свинцовая наволочь над головой рассеялась, небо прояснилось, и стало морозней. Но Мальцев, поглощенный стрельбой, изменений в погоде не заметил. Из скрада он крикнул ближним охотникам, чтобы его не ждали, переночует в домике, а наутро чтобы прислали «моторку». Печка-буржуйка, запас сухих березовых полешек и мягкий топчан обещали тепло, уют и хороший отдых в уединении. Вы-плыв за границу просторного плеса, он подошел к протоке, ведущей к «ковчегу». И здесь, распаленный удачной охотой, он почувствовал необъяснимую тревогу. Проход, до этого не потревоженный лодками, сковало панцирем тонкого льда. Разбивая лед по ходу лодки, поймал себя на мысли, что кромки льда по краям протоки сверкали подобно лезвиям ножей. «Когда же ледок успел так затвердеть? — раздраженно думал Мальцев. — Еще недавно по плесу носило снежную шугу». С предосторожностью проталкивая лодку все дальше по протоке, он считал метры, оставшиеся до спасительного домика. Пройти оставалось метров двадцать, когда борт резиновой лодки на носу предательски зашипел. «Все же порезал лодку, идиот», — успел заключить охотник, откидываясь на корму. Не порезанная острыми ледяными «ножами» корма устойчиво держала тело, снаряжение, добытых уток. Но в таком положении, на половинке лодки, до спасительного причала избушки не протолкаться. Сбросив куртку и сняв обувь, решительно, как по горке, скатился в воду, которая здесь, в протоке, была выше пояса, подкатывая под грудь. Встав на илистое дно, пробивал дорогу руками, а когда порезал ладони, крошил еще тонкий, но на удивление прочный лед древком дюралевого весла. Просевшую в воде лодку подтягивал за собой. «Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой…» — Мальцев даже в этой ситуации не терял самообладания и напевал песню. Все: устал, выдохся! Но нельзя долго находиться в холодной воде, не заметишь сам, как тихо, без боли окочуришься! До причала оставались считанные метры, когда охотнику показалось, что ледяная корка вокруг дома окрепла настолько, что может выдержать, если на нее выползти. Расстегнув озябшими пальцами ножны, висевшие на поясном ремне и сжав в кулаке рукоятку клинка, с силой воткнул его перед собой. И этот выброс руки оказался последним в его жизни.

Мальцева обнаружили утром следующего дня. Его безжизненное тело успело обмерзнуть прозрачной линзой льда, а на уровне сердца торчала из свитера рукоятка охотничьего ножа.