Копейчанка Галина Александровна Горбачевская вспоминает военное детство

Это письмо – от бывшей учительницы русского языка и литературы, корректора книгоиздательства, ныне копейчанки-пенсионерки Галины Александровны Горбачевской.

«Перед войной мне было четыре с половиной года, брату два года. Семья, в которой родители учительствовали, жила в селе Пышак Кировской области. В 1939 году отца забрали в армию, а вернулся он только в 47-м, был на Халхин-Голе, прошел всю войну до Берлина. Мы фактически выросли без него и без мамы, которая «пропадала» в школе, так как все учителя-мужчины были на фронте, остались одни женщины.

И вот в 44-м я в возрасте восьми лет пошла в первый класс. Мы писали на старых книгах или газетах чернилами из сажи, которые сильно пачкали. Помню из военного детства, что все время хотелось есть. Маме-учительнице выдавали 200 граммов хлеба на день. Она отдавала его нам с братом. Да и хлебом-то его можно было назвать условно, что только в него не подмешивали: лебеду, отруби, семена щавеля… Бабушка говорила маме: «Ты хоть воды больше пей, а то желудок ссохнется».

Летом мы только и искали что-нибудь пожевать. Землянику заворачивали в листья липы – это были у нас вкусные «пирожки», чистили и ели «пучки» (стебли зонтичных), деликатесом были «пестики» (шишечки на хвоще), выкапывали сладкие корешки-шарики на обрыве у реки, ели «медвежье сало» – белую глину. Хлеб часто заменялся лепешками из свеклы. В конце войны до села стал доходить американский сахарин и сухой яичный порошок. Но что интересно – даже при таком голоде не ели лягушек и моллюсков, в нашей русской кулинарной культуре не было такой традиции. Картошка, лук – это да! Ломтики картошки прямо на «буржуйке» жарили без всего, даже соли не было, лук запекали прямо целиком в русской печке.

В русской деревне на севере в каждой семье обязательно была своя баня по субботам. В войну о мыле только мечтали, мылись «щелоком» — золу добавляли в воду. Насекомые были бедствием, заедали нас, тощих. Истощение, рахит, туберкулез сопровождали наше военное детство.

Еще помню, как собирали посылки на фронт: кисеты, теплые носки и варежки. В нашем двухэтажном доме на втором этаже располагалась мастерская по пошиву одежды для солдат, мы, девочки, тоже старались помогать: пришивать пуговицы, обметывать петли.

В наше село эвакуировали детский дом из блокадного Ленинграда, нам было интересно играть с городскими ребятами. Один мальчик утонул зимой в пруду, для нас это было большим потрясением.

Очень хорошо помню два события: снимок Зои Космодемьянской в местной газете - растерзанная девушка лежит на снегу после снятия с виселицы. И еще помню, как пришла «похоронка» на дядю Мишу — брата нашего отца. Его взяли на фронт в конце войны прямо из 10 класса, прошел курсы саперов, погиб почти сразу.

У моей бабушки все три сына ушли на фронт, но ей повезло – двое сыновей вернулись. Мой отец был артиллеристом, много раз контужен, его брат Виктор – пехотинец, пришел с войны весь израненный, особенно сильно его ранило под Орлом. После войны много писали о женщине, у которой девять сыновей погибли на войне. И в наше село мало кто вернулся.

Хорошо помню, как мы встречали отца после войны. Не могла бабушка дождаться сынка дома, вышла вместе с нами встречать их с мамой. Маме после войны разрешили поехать к отцу в Потсдам, нам тоже было разрешение, но бабушка нас не отпустила: боялась, что нас там немцы убьют.

Когда увидели отца, застеснялись, спрятались за бабушку, отвыкли за восемь лет. Был летний солнечный день, женщины, работавшие в поле, смотрели на нас и плакали. А на груди отца сияли орден Александра Невского, два ордена Красной Звезды, два ордена Отечественной войны и боевые медали».