Без дна

С интересом наблюдаю, как соседский мальчик-первоклассник Гарри играет с моей внучкой. Игрушечный пистолет в неокрепших руках сменяется автоматом, а то и гранатометом. Тогда он презрительно смотрит на пятилетнюю Наташку, заботливо пеленающую кукол. «Фу! – говорит Гарри, — с детства не люблю кукол, меня от них тошнит!»

Он хотел видеть девчонку боевой подругой, а у нее на уме куклы и пеленки. На почве принципиальных разногласий друзья ссорятся. Гарри капризно, детским фальцетом, кричит: «Все, это 109-е предупреждение, ноги моей у тебя не будет!». И убегает по огородной тропинке домой, исчезая в лазу забора, разделяющего два соседских участка. Через минуту со смущенной улыбкой появляется в том же лазу, и бесконечные игры возобновляются с прежней страстью и прилежанием.

«Попробуй, промахнись...»

Отец Гарри, мой земляк по поселковому жительству, давний товарищ и потомственный охотник Василий Шредер с оружием подружился рано. На утиную охоту его брал отец. Когда старший Шредер вышел на шахтерскую пенсию и ушел в добровольное «изгнание», обосновавшись егерем на охотничьем стане озера Ванюши, Василий с отцом встречал на озере зори, а осенью по чернотропу или свежей пороше в узорку тропил зайцев. Иногда отец ставил мишень и вкладывал в руки сына тяжелое ружье, строго наставляя: «Попробуй-ка, промахнись только!» Случалось, что Василий радовал отца меткими выстрелами, и тогда охотники ликовали вместе.

Схрон на чердаке

Свое первое ружье, и не охотничий дробовик, а боевую винтовку Мосина выпуска 1903 года Василий добыл в «бою». Осушив озеро Тугайкуль и поставив экскаваторы грызть дно, прикрывавшее угольный пласт, горняки принялись крушить прибрежный поселок. Один за другим пустели дома потомков казаков станицы Тугайкульской, станичники переселялись в новые жилища, оставляя старый скарб на отеческих подворьях. В одну из пацаньих войнушек и нашел Василий на чердаке заброшенного дома казачий схрон с винтовкой и подсумком, заботливо промасленными и обернутыми в побитую молью старую шинель. В подсумке обнаружился с десяток патронов. Не все пули легли в цели, расставляемые мальчишками на бортах нагорной канавы, разрезавшей ближний березовый дол и выкопанной еще военнопленными немцами. В березовом лесу со времен гражданской войны долго стояло артиллерийское орудие, но снарядов, чтобы испытать пушку, у Василия и его друзей не было ни единого. Пушку куда-то увезли, а владелец винтовки Мосина окончательно убедился, что ее, неподъемную, надобно облегчить. Основательно попотев, мальчишки укоротили ствол и приклад. Получилось маленькое, но по-прежнему грозное оружие, к которому не было зарядов. Василий долго холил и нежил «сувенир»: шлифовал и лакировал приклад, разбирал и смазывал затвор, пока не повзрослел и не сдал его в милицию. С годами понял, что лучшим местом для той находки был бы городской краеведческий музей.

Природа не прощает

Переняв от отца страсть к охоте, Василий провел в камышовых джунглях озера Курлады десятки волшебных зорь. Даже местом постоянного жительства он выбрал частный дом, расположенный на береговой улице прибрежного поселка. Охота для него и друга-соседа Володи Суворова начиналась сразу за огородами. Поднявшись по лестнице на крышу сарая, они с пристрастием изучали в бинокли водную гладь, подмечая, где кучкуется по осени северная прилетная птица. Проанализировав результаты «рекогносцировки» на местности, решали, в какой угол необъятного озера следует выезжать на зорьку. Наблюдая за игрой детей, увидел в высоком небе журавлиный клин. Из голубого поднебесья бабьего лета доносятся щемящие душу крики, словно напоминая о бренности земного бытия. «И улетая из России, роняют слезы журавли». Будь журавль птицей разумной, ему было бы кого оплакивать. Только из курладино-донгузловского урочища не вернулись с охотничьих зорь десятки мужиков. В поединке с разбушевавшейся природой люди погибали в одиночку и группами. Порой было достаточно одного неверного шага, одной роковой ошибки. Природа, как известно, компромиссов с человеком не ищет, ошибок не прощает.

Смотрю на занятного Гарри и невольно вздрагиваю, вспомнив об одной из «ошибок» его отца. Не окажись поблизости друга Володи Суворова, в поединке с природой Василию бы не совладать. И не играл бы сейчас соседский мальчик Гарри с моей внучкой Наташей.

Неосторожность, которая могла стоить Василию жизни, была до обидного простой, но вполне предсказуемой. А дело было так.

В объятиях бездны

Выйдя на моторной лодке в озеро, небо над которым радовали плотные стаи морских чернетей, Василий с другом Владимиром, пришедшим на буксире за «моторкой», заняли места в скрадах. Друг от друга их разделяла гладь тяжелой ледяной воды протяженностью метров двести. Северная птица подошла только в предзимье. По ночам береговая полоса и закрайки камышовых курней покрывались льдом. Птицы в озере было много, но стая за стаей, закладывая крутые виражи, обходили охотника стороной. И Василий решил сменить скрад, облюбовав соседний курень. Склонившись над пускателем, он привычно дернул за шнур. И тут случилось непредвиденное: взревел мотор, и лодка под Василием взяла «с места в карьер». Резко качнувшись грузным, облаченным в свитер, теплую куртку и маскировочный халат телом, охотник упал за борт, а лодка, вырвавшись из «узд» хозяина, резво побежала по озеру, разрезая свинцовую предзимнюю зыбь воды, к облюбованному Василием острову камыша. Болотные сапоги вмиг наполнились водой и пудовыми гирями потянули охотника… в бездну. Ростом Василий не обижен, «два метра без кепки», но ноги не нащупывали дна и казалось, что под ним – бездна. Барахтаясь в ледяной купели, судорожно сбрасывал сапоги и, выныривая на поверхность, во всю мочь легких звал на помощь друга Суворова. Двести метров на веслах Владимир преодолел минут за пять, но Василию они показались вечностью. Когда человек терпит бедствие, он хватается за соломинку! В резком рывке к курню Василий ухватился за пучок камышового тростника. В ледяной воде человек теряет сознание за 4-5 минут. Но охотник был одет, а в борьбе за жизнь с холодом свыкся.

Суворов подоспел вовремя. Помог снять маскхалат, куртку и уже облегченному от груза Василию забраться в лодку. Помог выжать одежду и облачиться в нее снова. Затем подналег на весла и быстро дошел до убежавшей моторной лодки. Лязгая от холода зубами, дрожа каждой клеткой окоченевшего тела, Василий тревожно всматривался в глубь воды. Погрузившись в воду с головой, он не достал дна. Озер без дна не бывает, но в критические минуты борьбы за спасение он реально почувствовал бездну, разверзнувшуюся под ним. Бездна тянула в свои объятия, звала в неведомое, неземное.

Наблюдение

Ниже травы

Деревья, кустарники, камыш, луговое покрытие – это все трава, в которой обитает множество зверей, птиц, насекомых. Приходилось ли вам, читатель, лежать

на луговой траве, на солнечной полянке и наблюдать за жизнью, обустроенной ниже травы. Эти дремучие «джунгли» населяют виды, подвиды, семейства, «народы и народности» мириадов насекомых. Человек у них многому учится, разгадывая тайны природы. Простейший пример такой плотной заселенности живого мира, расположенного ниже травы, — мультики о Лунтике.

Каждый охотник, проведя многие утренние и вечерние зори в камышовых джунглях озер, с уверенностью скажет, что они обитаемы, и даже весьма. Камыш – идеальное место, где звери и птицы скрываются от людских глаз, выводят потомство, живут и выживают.

Из укромных скрадков в камышовых дебрях мне не раз доводилось наблюдать за водяными крысами, ондатрами, мышами, горностаями, ласками, хорьками, енотовидными собаками, не говоря уже о птицах. Приходилось видеть разгуливающего по камышам длинноногого сохатого, косулю, енотовидную собаку. Вот с лисой-кумой встретиться в камышах не приходилось. Уж слишком она осторожна и потайна. Слышит и видит все, а ее и не заметишь.

Охотнику Андрею Смолину повезло. Встречая зорьки на курладинских плесах, удачно постреляв уток, он поднял с воды на борт лодки полтора десятка чернетей, соксанов, серых. Меткие выстрелы, отменная дичь! На воде, в метре от камыша напротив скрада, оставался лежать красавец-селезень косатой утки. Сидя в лодке и по привычке философски созерцая разгоравшуюся зарю, стрелок неожиданно услышал легкий шлепок по воде. Обратив глаза на непонятный звук, увидел метрах в тридцати от себя матерого лисовина. Зверь, стоя на кочке и глядя на селезня, поочередно опускал в воду передние лапы и греб воду на себя, словно пытаясь разбудить спящую гладь плеса и создать волну. Очевидно, лис не был голодным и не рисковал мочить в холодной воде сухую пышную шерсть с медно-красным отливом по спине и роскошным хвостом. Принятие утренней ванны в его планы не входило.

Охотник наблюдал за ухищрениями лисовина минут пятнадцать. Зверь не унимался, разжигал в себе настойчивость и обязательно украл бы у охотника этого осеннего селезня. Андрей Смолин не захотел дарить зверю свою добычу. Он шлепнул в ладоши. Звук в чутких ушах лиса прозвучал подобно выстрелу. Он резко подпрыгнул вверх, вертанул задом, махнув хвостом, и был таков!