Изнанка жизни. Как живется копейским бездомным
"Ничто не кончено для того, кто жив"
Ромен Роллан
И почему только нельзя разделить жизнь на черное и белое? Как было бы просто, будто в «мыльных операх»: вот этот поступок — хорош, а этот — плох. Тому человеку надо помочь, а на этом можно и крест поставить. На деле давать оценки оказывается значительно сложнее, особенно если речь идет о социальных недугах общества. Да и вправе ли мы их давать? Взять хотя бы истории городских бездомных — и не пожалеть несчастных нельзя, и не осудить сложно.
По собственному желанию?
Владимиру шестьдесят три. Из них почти четыре года бомжует. Сначала жил в кустах около мечети, сейчас перебивается по подъездам или ночует у котельной неподалеку от автовокзала.
— Вот, смотри, — Владимир без всякого стеснения закатывает штанину очень поношенных брюк. На его голени зияет огромная и глубокая, до самой кости, рана. — Видишь, что со мной местная шпана сделала? Избили как собаку! Чем я перед ними виноват? Спал себе на трубах, а проснулся от ударов. Думал, убьют совсем…
К врачу он не обращался — нет у него ни медицинского полиса, ни прописки, а главное, нет желания лежать на больничной койке. В полицию на обидчиков, конечно же, тоже заявлять не станет — за плечами у Владимира судимость. У судимых, сами знаете, сложные отношения с сотрудниками правоохранительных органов.
Он с готовностью рассказывает историю о том, как оказался на улице.
В молодости Владимир жил, как живет большинство обычных людей: работал — сначала токарем, затем водителем автобуса, был женат, растил троих детей. В 90-е годы, когда эмиграция из России носила массовый характер, его супруга, этническая немка, решила уехать на родину предков. Он же не мог допустить и мысли о том, что придется приноравливаться к чужому языку и менталитету. Так развал некогда великой страны повлек распад отдельно взятой ячейки общества.
Перед отъездом жена продала их совместную с Владимиром квартиру — не ехать же с тремя детьми за рубеж без копейки за душой. Он вернулся в родительский дом, какое-то время жил там, а потом, после смерти отца и матери, был, по его словам, «выброшен на улицу родимой сестрицей, которая захотела единолично унаследовать жилье».
В тюрьму попал «по собственному желанию»: ночевал однажды в компании таких же горемык, проснулся с утра и обнаружил одного из товарищей по несчастью мертвым. «Я его не убивал, — разводит руками Владимир. — Но решил сдаться «ментам», потому что на зоне хотя бы кормят, да и в бараке жить все же приятнее, чем на улице».
Казалось бы, вот она, черно-белая сермяжная правда. От этой горькой правды щемит сердце — так же, как и от взгляда на открытую рану на изувеченной ноге Владимира. Только есть одно достаточно весомое «но», которое заставляет усомниться в истинности рассказа потрепанного долгими скитаниями мужчины: это могучий, многодневный и, кажется, ничем неистребимый запах перегара. Не в мешках ли, прочно воцарившихся под глазами бездомного, оставлено его счастье?
Другая правда
В комплексном центре социального обслуживания населения душещипательные истории, подобные той, что поведал нам Владимир, слышат практически каждый день и с полуслова могут отделить зерна достоверной информации от плевел лжи. Почти все копейские бездомные, которые обращаются в отделение срочного социального обслуживания МУ «КЦСОН», стараются обвинить в своих невзгодах кого угодно — неблагодарных родственников, черствых чиновников, черных риэлторов, но только не себя. Того же Владимира здесь знают давным-давно — и совсем с иной, далеко не лучшей стороны.
С алкоголем у него действительно имеются застарелые и серьезнее проблемы, причем попробовать побороть пагубную привычку он даже и не пытается. В состоянии опьянения может такой скандал закатить, что ложись и не маячь, а то худо будет. Был период, когда Владимира приняли в отделение реабилитации и временного проживания в поселке Старокамышинске, но он, вместо того чтобы взяться за ум, дебоширил, чем пугал других постояльцев — тихих инвалидов и старушек–божьих одуванчиков.
Так стоит ли обвинять в черствости сестру, координаты которой нам, к сожалению, неизвестны? Может, она не выдержала постоянного психологического террора со стороны брата? Или он сам ушел из дома, не желая жить по-человечески?
И все же… Эта кровоточащая рана… Этот полный безысходности взгляд…
Из тепла — на улицу
— Самая большая сложность в реабилитации бездомных, месяцы и годы живущих на улице, заключается в том, что их все устраивает в этом, безусловно, нездоровом, но привычном образе существования, — говорит Марина Строева, заведующая отделением МУ «КЦСОН». — Как правило, они не имеют документов, поэтому не могут найти работу или получить пенсию. Наши сотрудники помогают восстановить паспорта, оформить положенные выплаты от государства, нянчатся с ними, как с малыми детьми, а в ответ зачастую получают оскорбления и хамство. Бездомным нередко свойственна иждивенческая позиция: «Мне все должны». И убедить их в том, что каждый человек является кузнецом своего счастья, получается далеко не всегда.
В теплое время года в центр социального обслуживания обращается не так много бродяг. Но с первыми холодами они непременно являются пред светлые очи Марины Владимировны. Мол, найдите для нас теплый уголок — жить-то хочется…
Пристроить их бывает нелегко. Устав упомянутого выше отделения временного проживания предполагает, что человек может находиться в нем не дольше полугода. За этот период бездомный должен быть определен в дом инвалидов или интернат. Вот только очереди в подобные учреждения растягиваются на значительно дольше, чем шесть месяцев.
В Челябинске для бомжей есть спецприют на улице Сталелитейной, 44, но копейских скитальцев там не принимают. Видно, хватает местных.
Есть еще приюты, открытые религиозными организациями. Не будем сейчас рассуждать о межконфессиональном взаимодействии: зимой бездомные готовы хоть проповеди, хоть лекции о космических кораблях, бороздящих просторы Вселенной, слушать, лишь бы не гнали на мороз. Но многих из них, отогревшихся, подкормившихся и подлеченных, все-таки гонят — опять-таки за пьянство и попытки установить в общине привычные уличные порядки.
Терпение и труд
В столетнем здании, где когда-то располагалась школа № 29, уже пять лет действует образцово-показательный центр помощи бездомным, открытый предпринимателем Олегом Ятейко.
Образцово-показательный, потому что положительные результаты реабилитационной деятельности, которую проводят Олег и девять постоянных волонтеров, выше, чем у многих других аналогичных организаций: четверо из десяти человек, прошедших через центр, перестают бродяжничать.
— Работа с бездомными у нас проводится комплексная, — делится основатель дома милосердия секретами успеха. — Во-первых, мы много беседуем с каждым человеком о причинах, по которым он оказался на улице, и рассказываем, как нужно изменить свой образ мышления, чтобы вернуться к нормальной жизни. Пока человек винит в своих невзгодах чиновников, родственников, судьбу, он ничего менять в своей жизни не станет.
Во-вторых, мы приучаем наших реабилитантов к труду, действуя по принципу: «Дай человеку не рыбу, а удочку и научи его рыбачить». Работу даем посильную. Женщины поддерживают чистоту, готовят пищу, с весны до осени ухаживают за огордом. Мужчины получают навыки плотницкой работы, пробуют себя в роли сварщиков.
Те подопечные, которые всерьез решили порвать с бродяжничеством и завязать с пагубными привычками, благодаря полученным здесь профессиональным навыкам успешно решают проблемы с трудоустройством. А если есть стабильный заработок — то есть возможность арендовать жилье и со временем купить хотя бы комнату в ипотеку.
Кстати говоря, реабилитанты в доме милосердия получают зарплату. Эти пусть и небольшие деньги являются своеобразной проверкой силы духа: противостоять желанию «обмыть» первый заработок бывает очень непросто. Но нельзя: в приюте действует строжайший сухой закон.
Не оскудеет рука дающего
Энтузиазм Олега и его соратников дорогого стоит. И все же волонтерской деятельностью в совокупности с работой органов социального обслуживания кардинально проблему не решить. Нужна государственная программа по реабилитации бездомных, предполагающая, возможно, и обязательное трудоустройство, и принудительное лечение от алкоголизма и наркозависимости, и, конечно же, сокращение очередей на проживание в интернатах. А еще — по-настоящему неотвратимое и больно бьющее по карману наказание за торговлю копеечными по стоимости «фунфыриками» со спиртосодержащей дрянью.
Все эти меры канули в Лету совсем недавно, так почему бы не взять их за основу и не адаптировать к нынешним реалиям? Правильно сказал Олег Ятейко: «Капитализм сострадания не знает».
Даже неквалифицированный труд позволит в дальнейшей жизни
не остаться без хлеба и крова
Что может сделать для скитальцев каждый из нас? Поделиться немодной, но еще крепкой одеждой. Угостить булочкой, отставив в сторону праведный гнев: «Бездомные не сеют, не пашут, а я их корми!». Потому что мы, хочется верить, даже в условиях тотальной конкуренции за место под солнцем не утратили человечности. Потому что они, несмотря на допущенные в жизни ошибки, все же могут однажды решиться на то, чтобы навсегда разорвать порочный круг.