Уроки Копейска

Карьера одного из самых известных судмедэкспертов страны Алексея Решетуна началась с Копейска. Семь лет работы в нашем городе он называет «золотым временем», заложившим фундамент его профессионализма. В откровенном разговоре Алексей рассказал о том, чем уникальна копейская криминальная картина, почему врачу необходим «защитный барьер» и как его книги, рожденные из желания донести правду, помогают людям пересмотреть свою жизнь.

Алексей, ваша карьера судмедэксперта стартовала в Копейске, здесь вы работали с 1999 по 2006 год. Что это было за время для вас как для специалиста?

Это было золотое время, и я вспоминаю о нём с огромной благодарностью, нисколько не кривя душой. За годы работы в Копейске я увидел абсолютно все виды травм, которые только могут встречаться в судебной медицине: повреждения от животных, очень сложные и крайне тяжелые случаи.

Всё, что есть в классике судебной медицины, я увидел именно здесь. Исключением стала лишь авиационная травма — самолёты, слава богу, не падали; этот опыт я наверстал позже, уже в Москве. Но для меня Копейск стал невероятной школой в самом лучшем смысле этого слова. Именно те годы заложили тот фундамент, который помогал мне потом всю жизнь и помогает до сих пор.

Работающие шахты и все эти факторы вместе создавали уникальную криминальную картину, которую я больше нигде не встречал. С точки зрения судебно-медицинского опыта это действительно были золотые времена, давшие мне бесценный практический опыт.

Большинство выпускников стараются закрепиться в крупных городах или уехать в столицу. Почему ваш выбор пал на Копейск?

Честно говоря, я в Копейск не стремился. Когда я устроился интерном в Челябинское бюро, выяснилось, что ближайшее свободное место было не в Челябинске, а в Копейске.

Я приехал туда, а бывший заведующий сказал: «Места нет, но через год я уезжаю на ПМЖ в Израиль. Место освободится». Тогда я пришел к начальнику бюро, он говорит: «Мест нет». Я отвечаю: «А в Копейске через год будет». А он: «Ах ты, хитрец, узнал! Ну давай, мы тебя берем».

Вот так все и вышло. Я в основном жил в Челябинске, а работал именно в Копейске.

Копейск — город, где многие друг друга знают. Сказывалось ли это на вашей работе? Было ли психологически сложнее работать с делами, где фигуранты или потерпевшие могли оказаться если не знакомыми, то людьми из соседнего двора?

Да, конечно, были знакомые, которые попадались. Но в этом и заключается, понимаете, так называемый врачебный цинизм. Это не грубость и не наплевательское отношение. Это своего рода защитный барьер, который любой врач выстраивает при общении с пациентами — неважно, живыми или мёртвыми.

Поэтому этот человек воспринимался как объект для исследования. Вот и всё. То есть, как и у любого врача, эмоции отключаются, а включаются профессиональные навыки. Ты просто идешь и делаешь свою работу.

Пригодился ли ваш опыт работы именно в копейском морге или в сотрудничестве с местными правоохранительными органами для вашей последующей карьеры и писательской деятельности? Можете вспомнить какой-нибудь яркий, поучительный или даже курьезный случай из той практики, не связанный с громкими делами?

Это была относительная бедность. Иногда не хватало бензина, иногда мы выезжали в поселки, где не было ни света, ни воды. Приходилось осматривать тела ночью при свете зажигалок. Бывало, мы выезжали в карьеры под Коркино, куда без альпинистского оборудования было не спуститься, чтобы осмотреть тело.

Могли, например, поехать, искать его несколько часов, развернуться и уехать обратно. Но самый курьезный случай, наверное, был, когда меня в субботу после бани вызвали на криминал.

В темноте мы очень долго вылавливали из пруда человека с какой-то железной штуковиной, привязанной к шее. Он потом оказался манекеном, на котором тренировались пожарные. Это был крайне интересный опыт, и я как раз описываю его в своей книге.

А вообще работа с копейской милицией — тогда ею руководил Сергей Георгиевич Швабауэр — замечательное время. Мы всегда были в плотном контакте, у нас было взаимопонимание. Оперативники приходили на вскрытие, и начальник уголовного розыска Ледяев, и Швабауэр сам иногда приезжал. Технические вопросы, которые обычно возникают, у нас разрешались очень быстро, потому что мы работали в тесном контакте и, можно сказать, даже дружили.

Сейчас вы приехали в Копейск для работы над книгой. Город за эти годы изменился?

Этот город я всегда воспринимал как город парадоксов. С одной стороны, здесь многолетняя стабильность, а с другой — постоянно происходят изменения. Недавно я созванивался с коллегой из местной судебной медицины по поводу статистики смертности. Я помню, какая у нас была статистика, а сейчас она очень сильно изменилась.

Если раньше, когда я работал в начале двухтысячных, процент насильственной смерти у нас был больше, чем в Челябинске. Значительно больше — иногда достигал 70 % от всех случаев. Сейчас же этот процент, по-моему, то ли 8, то ли 12. То есть криминогенная обстановка очень сильно улучшилась.

Гораздо реже стали находить алкоголь в крови людей. Раньше, если мы не находили алкоголь у человека, мы говорили: "Смотри, смотри — нет алкоголя!" Это было исключением. А сейчас алкоголь обнаруживают редко. Ситуация потихоньку исправляется, меняется в лучшую сторону. Дай бог, так и должно быть.

Как профессия судмедэксперта помогает (или, наоборот, мешает) вам в написании книг? Насколько сложно переключиться с точного, беспристрастного языка протокола на образный язык художественной или документальной прозы?

Мои книги — это, в моем понимании, не литература в полном смысле этого слова, и я не отношусь к этому как к высокому искусству. Я рассматриваю это как литературу в жанре нон-фикшн или, как сейчас говорят, научпоп. Причем я всегда подчеркиваю, что в ней гораздо больше «попа», чем «науч».

Почему? Потому что в ней нет выдуманных сюжетов, нет линий героев. Это просто та информация, которую нужно было сесть и перенести из головы на экран компьютера, вот и всё. Но в том, что текст нужно адаптировать, вы правы. Изначально стояла задача написать книгу не для врачей, а для самого обычного человека, поэтому действительно приходилось адаптировать некоторые медицинские термины для простого понимания. Как показала практика, получилось.

Врач «лечит» живых, а судмедэксперт «говорит» от имени мертвых. Чем для вас является писательство в этом контексте – попыткой докричаться до живых, восстановить справедливость, дать последнюю возможность высказаться тем, кого уже нет?

Я и сам раньше находился во власти разных стереотипов. Но у меня была возможность всё это проверить. Когда во всём разобрался и сделал для себя определённые выводы, то решил рассказывать и показывать это людям. Без всякой пропаганды, просто: «Ребята, смотрите, вот как всё происходит на самом деле. Верите вы в это или нет — так оно и есть».

Как оказалось, очень многим людям не хватает именно той информации, которая нужна для принятия правильных решений о своём здоровье. Вот я эту информацию и даю. Пока получается. Примерно несколько раз в неделю я получаю письма, в которых люди пишут, что бросают курить, перестают выпивать. Это очень приятно.

У первой книги была задача донести это до людей, но самое главное — показать, что судебно-медицинский эксперт — это нормальный человек, врач, а не полусумасшедший тип, который работает в подвале. Не зря в книге описаны определённые мифы и их развенчание.

Я считаю, что благодаря первой книге очень изменилось отношение к судебной медицине в стране. Очень много людей стало поступать в эту профессию, интересоваться этой темой. В наш университет идёт много ординаторов, и я считаю, что популяризация моей специальности — одной из самых интересных в медицине — была одной из целей. И она, мне кажется, достигнута.

Судмедэксперт видит самую темную сторону человеческой природы. Как вы справляетесь с эмоциональным грузом, чтобы не только сохранить профессиональное хладнокровие, но и перенести этот опыт на бумагу, не скатываясь в излишний натурализм или цинизм?

В своей работе и в этом жанре я больше всего не люблю пошлость. Я очень её боюсь, поэтому не очень люблю чёрный юмор — он часто с ней граничит. И одной из главных задач было избежать этого, чтобы это не было просто про кровь и кишки. Даже очень натуралистичная фотография должна быть не для того, чтобы на неё поглядеть, а чтобы зритель мог извлечь из неё какой-то смысл.

Поэтому и фотографии всегда сопровождались подписями, рассказами и объяснениями. Что касается стресса — у меня его практически не бывает из-за постоянной занятости. Когда ты постоянно переключаешься между делами, стресса как такового не возникает. Скорее, приходится думать, где найти лишние несколько минут для других дел. Как правило, это время отнимается у сна.

Скоро выходит ваша новая книга, посвящённая одному из самых трагических событий в истории Копейска. Как вы думаете, какой отклик она найдёт у жителей города?

Честно говоря, я отношусь к этому с некоторой опаской. Книга сделана максимально корректно: из неё убраны фамилии пострадавших — я прекрасно понимаю, что остались родственники, и им, возможно, придётся заново это пережить. Но тем не менее я надеюсь, что общий смысл будет понят правильно.

Я всегда относился к Копейску — городу, где я начинал работать — с восторженным уважением. Это уникальный город с уникальными людьми, и я очень люблю то время. Надеюсь, что всё будет воспринято адекватно.

Как и во всех моих книгах, в конце будет указан адрес электронной почты. Все предложения, замечания и отзывы приветствуются — я отвечаю на все письма. Если кто-то захочет что-то предложить, сказать или даже поругать — я всегда открыт для общения.