УТРОМ ДИНОЗАВР БЫЛ ЗДЕСЬ

Иногда бывает (увы, с течением лет все реже и реже) в суете обычных будней, в которых все больше вещей материальных, или проблем, в общем-то ничего не значащих ни для мироздания, ни для собственной души, вдруг появится нечто — теплое, светлое, — и не можешь от него избавиться. Да и избавляться –то не хочется. И какая-то тихая радость не покидает тебя несколько дней. И удивляешься, как в юности когда-то, миру, жизни, их нескончаемому разнообразию. И веришь, что все с нами будет хорошо, что все не так уж безнадежно.

Вот такое настроение возникло от прочтения рассказов Павла Волченко, одного из авторов готовящегося к юбилею города литературного альманаха. Для Павла — это дебют в местных печатных изданиях. Хотя он давно стал завсегдатаем различных литературных конкурсов в интернете, и, надо сказать, успешно в них выступает: в 2010 году стал победителем в «Русской тройке», затем первое место в украинском конкурсе «Злая зорька», на который представил рассказы о чернобыльской катастрофе. Отмечен был и на всероссийском поэтическом конкурсе «Радио луны» . Есть публикации в российском альманахе «Мозаика» и в «Германской литературной газете». Что же: все традиционно — в своем Отечестве, как мы помним, пророков нет. Но хочется верить, что после публикации в городской газете, которая дала «добро» в большую литературу многим копейским талантам, на творчество Павла Волченко обратят внимание местные меценаты, и найдутся, наконец, средства для издания его первой книги.

Дом Жука

- Жук! Жук! На-на-на! – дворовый вислоухий пес коричневой масти повел ухом и, приветливо затеребив куцым хвостом, припустился к Лизе.

Жук остановился, чинно обнюхал шоколад и, аккуратно, не коснувшись ладони ни языком ни пастью, взял угощение. Аппетитно чавкая, потерся мордой о шуршащую ее курточку.

- Ты мой хороший, ты мой добрый. – Лиза заботливо оглаживала высокую щетинистую холку.

- Жук! – Витька, большеглазый, с выгоревшими за лето на солнце волосами, припустился с футбольной площадки, где малышня с особым азартом, но без особого результата гоняла мяч в центральной зоне.

- Привет. – сказала Лиза.

- Привет! – на ходу крикнул Витька и с разлету облапил здоровенного пса. – Ух ты Жук, ух ты скотинка! – он бесцеремонно трепал пса то за холку, то меж ушей. Хоть и не было у Витьки ничего вкусного, Жук, сглотнув шоколад, широко и жарко лизнул мальчишку в щеку.

- Дом бы ему. – сказал подошедший Костя. Он поправил очки на горбатом носу, добавил. – Холодает

- Да, мама сказала, чтобы я завтра шарф одела. – кивнула Лида. – Она в интернете прогноз смотрела.

- А мне совсем не холодно. – влез Витя.

Ты в ветровке. – со знанием дела поправил Костя. Костику хоть и было всего шесть лет, он уже слыл «ботаником» и к его мнению прислушивался даже двенадцатилетний хулиган Пашка. – А он только в шкуре. Вот ты бы голым наверное замерз бы?

- Совсем голым? – спросил Витька, Лиза брезгливо отвернулась.

- В трусах. – смилостивился Костя, добавил со знанием дела, - трусы – это этика, они от мороза не спасают.

- Замерзну. – вздохнул Витя.

- Я к себе уже водила. – грустно сказала Лиза. – Мама говорит: он уличный – гадить будет.

- А мне папа сказал: он беспородный, нам такой не нужен. – вздохнул Костя.

Витя промолчал. Он тоже уже однажды пытался притащить Жука к себе, но ничего не вышло, разве что ремня от отца получил.

- Жук! - зычным прокуренным голосом прикрикнул Пашка. Жук вскинул морду и во всю прыть припустился к хулигану.

- Пашка! Не трогай его! – закричала Лиза, - Мальчики, ну сделайте что-нибудь.

- Пашка! – крикнул Витька, Костя поправил очки.

Пашка накинул петлю припасенной веревки Жуку на шею и пошел с псом прочь, в сторону теплоцентрали. Там, в коллекторе, прижавшись к теплому боку Жука, он прятал пса от холода, а себя от пьяного отчима.

Ежик

Ночь подходила все ближе и ближе, шурша посеревшей от сумерек травой, поигрывая тоненьким писком скрипнувшей веточки в рощице, перекатываясь песчинками на прохладной к вечеру земле. Я стоял, вслушиваясь в вечер, в эту чуть слышную песнь наступающей ночи, и отдыхал, отдавшись всем телом ласковым прикосновениям пальцев вечернего ветерка.

- Вшшшихххх… - Донеслось откуда то из травы негромко и сыпуче. – Вшшшшииихххх…. Снова. Я замер. Кто мог там тихонько красться? Зайцев у нас отродясь не водилось, другая какая живность – да откуда же ей взяться? Если только кот какой, или собака забрели? Да нет, звук не тот. Если бы животина какая, то тогда бы сухо терлись тоненькие стрелки высокой травы, а не стелился легким шорохом, рассыпанным песком по самой земле.

- Вшшшиииихххх…. – Уже совсем близко, почти на кромке белесо накатанной колеи дороги. Я сощурился.

Спутанная трава продавилась, будто пружинисто вздулась и раскрылась - на дорогу разом выпал крупный, с голову, еж. Выпал до смешного неуклюже: широко расставив впереди себя коротенькие, с остренькими пальчиками лапки. Бухнулся с травяного пригорка, перекатился на покрытую щетиной иголок спинку, и замер, испуганно хлопая черненькими глазками-бусинками. Его блестящий носик закрутился из стороны в сторону, а следом и мягонькое, покрытое прозрачным пушком пузико попыталось поставить его на мельтешащие в воздухе лапки, но бессмысленно… Он громко фыркнул, будто чихнул и снова дернулся.

Я подошел поближе. Он немигающее посмотрел мне в глаза, недоверчиво повел носиком. Я стоял неподвижно, не моргая смотря на это маленькое, смешное чудо. В носу безудержно засвербело, и я, неожиданно для себя, чихнул! Ежик в одно мгновение скрутился в ощетинившийся иглами клубочек, изнутри злобно зафыркало, тихонечко зашипело. Я протянул к нему руку, чуть-чуть задел иголочки и ежик разом подался вперед - пальцы больно кольнуло. Я, отдернув руку, замер.

Ежик подождал несколько секунд, чуть-чуть раздвинул иголки, блеснула бусинка глаза и иголки снова сомкнулись – изнутри раздраженно фыркнуло. Я стянул через голову мягкую футболку, сложил в несколько раз и осторожно, пытаясь не навредить, перевернул бедолагу на лапки. Он сразу же раскрылся и сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее громко затопотал к другой стороне дороги, где трава, с сухим шелестом скрыла в своих зеленых дебрях недовольного топтуна.

А я, наслаждаясь прохладным ветром на коже, зашагал домой.

Женская логика

Звонок телефона посреди ночи. Вскочил, хватанул трубку, промахнулся, отшиб палец, нашарил пузатое, надрывающееся звоном тело телефона, взял трубку.

- Да.

- Приезжай, немедленно приезжай! – орал в трубку Шурик.

- Ты знаешь который час?

- Что? А… Без разницы! Приезжай!

И все, и короткие гудки. Я нехотя спустил ноги с кровати, сел, протер сонные глаза, глянул на светящийся циферблат часов – полтретьего ночи, самое то, чтобы срываться и лететь на другой конец города. Ну почему я живу не в Питере? Сказал бы, что мосты разведены и всего делов…

Через час дороги и две остановки ДПСников я был на месте: на окраине северо-запада, там, где начинался частный сектор с полагающимися ему покосившимися бревенчатыми домиками, с заборами черными, подпертыми досками, с садовыми участками, вытаращившими по зимнему времени голые ветви яблонь, груш и прочей полезной плодово-ягодной поросли.

Дом Шурика среди прочих можно было запросто вычислить: садовый участок зарос непролазно и даже зимой, с головой засыпанный блестящим хрустким снегом, он выглядел до безобразия неряшливо. Ну и еще конечно сам дом: пристрои, ржавый железный хлам наваленный тут и там, антенна спутниковой связи на самодельной сваренной из уголков мачте – деревня в стиле хайтек или стимпанк, кому как больше нравится.

Я вылез из машины, выкурил сигарету и только потом неторопливо пошел к дому. Судя по тому, как засыпало снегом дорожку – Шурик уже с неделю никуда не выходил. Подошел, хотел нажать на пипку прибитого к косяку звонка, но увидел, что дверь открыта. Пожал плечами, прошел в сени, отряхнул с ботинок снег и вошел в дом. Дома у Шурика, как всегда, пахло канифолью, пылью старых запчастей, остывшими, чуть закисшими, пельменями – хорошо пахло.

- Ты где?

- В комнате. – раздался приглушенный крик, - Пожрать что-нибудь захвати.

Я открыл холодильник, в нем было светло, белоснежно и пусто. Взял надкушенный уже сырок типа «Орбита», недопитую полторашку пива и открытую трехлитровку соленых огурцов, где в море рассола, меж водорослей укропа сиротливо плавал один пузатенький огурчик – больше ничего не было.

Шурик паял. Весь он был в канифольном дыму, на высокий его лоб были водружены толстолинзовые бикуляры, стол был завален, пиликал и мигал зеленью кривых экран осциллографа, кругом платы, провода – царство гетенакса и текстолита.

- Привет. – он даже не оглянулся в мою сторону, схватил со стола положенный мною сырок, целиком засунул в рот и, пока жевал, прямо рукой полез в банку выуживать последний огурец, при этом он не забывал продолжать паять и изредка поглядывал на тот самый осциллограф.

- Это что у тебя? – я с интересом подошел поближе, склонился, хотел было опереться о стол, но…

- Не трогай! Тут все под напряжением! – я резко убрал руки.

- Что за агрегат то?

- А, - он все-таки оглянулся на меня, оторвавшись на секунду от пайки, - это сейчас. Подожди.

Он припаял еще один контакт, отложил паяльник, откопал в хламе на столе древнего вида наушники, нахлобучил их и… И ничего. Просто сидел закрыв глаза. Если бы я его не знал, я бы подумал, что это какой-то наркоман-утырок сидит и балдеет после прихода, благо комплекция соответствует – кожа, кости, сумасшедший взгляд, да еще и растрепанный весь как…

- Если бы я его не знал, я бы подумал, что это какой-то наркоман-утырок… - заговорил Шурик не открывая глаз, - благо комплекция… Я правда так плохо выгляжу? Хм…

Я молчал, изумленно вытаращившись на Шурика, а он с явным удовольствием говорил за меня всё то, что проносилось у меня в голове:

- Что? Эта хрень читает мысли? Как это может быть?! Да это же… - улыбнулся, - А вот материться не надо, даже в мыслях. Приучайся к хорошему тону и чистоте помыслов.

- Слушай, сними это, а то как-то…

- Ага, как голый стоишь. – Шурик еще раз блаженно улыбнулся, стянул наушники и хряпнул огурцом. – Вкусненько. Ты стакан не принес? Ну ладно.

Он взял банку и в несколько могучих глотков ополовинил плескавшийся в ней рассол. Я, тем временем, ходил из стороны в сторону по небольшой комнате и нервно теребил в руках пачку сигарет. Очень хотелось закурить, но Шурик не курил и не любил когда курят у него дома.

- Ну? Что скажешь? – спросил он через минуту.

- Не знаю. Гениально, конечно, но… не знаю. Это же… Ты понимаешь, это, - облизнул губы, - этой штуке ходу нельзя давать. Это же всё! Это же если… Я боюсь представить: не так подумал – в тюрьму, секретов никаких, жена – муж, разводы пойдут, друзья до драки. Правда, мыли – это же страшно! Мы не доросли до такого, не доросли еще! Это те, в будущем, благородные, умные, хотя… Какой там – были людьми, людьми и останемся. Шурик… - я страдальчески воззрился на него. – Ты понимаешь это?

- Понимаю и даже знаю, потому тебе и позвонил, а не в патентное побежал. И схема только здесь, - ткнул пальцем на наваленную гору плат и деталей на столе, - и здесь, - указал себе на голову. – Всё.

- Ну а я тебе зачем?

- Да так, поделиться хочется, а ближе тебя у меня никого.

- Маринку бы позвал, - буркнул я зло, припомнив, как одно время Шурик попытался изменить свою жизнь ради девушки – смазливой соседки. Помнится тогда и я, старый друг его, остался не удел – брезговала она дружбой со мной и Шурик был вынужден наши встречи проводить в тайном режиме, пряча меня, будто любовницу. Тогда же и платы все, приборы, деталюхи перебрались в пыльные и темные кладовые, в комнатах появилась новая мебель, и… А еще она, девушка эта, была дико взбалмошная, непонятная, с резкими и кардинальными переменами настроения – настоящая блондинка! Дело шло к свадьбе, но приехала мама невесты – будущая теща, и Шурик понял, что его Марина была сверхтолератнта и сверхлиберальна. Свадьба не состоялась, что мы и отпраздновали трехдневным загулом.

- Маринку… - Шурик вздохнул, все же любил он ее и такую другую, как она: непонятную, не знающую того что сделает сама же через секунду – найти он просто не мог. Да таких сумасшедших наверное и вообще больше в мире не было! Хотя… Если вспомнить мою Лену, которая была такой логичной, такой правильной до того как съехалась со мной и ставшая такой дикой, когда мы стали жить вместе. Может они все такие? Шурик же вздохнул, свинтил пробку с початой полторашки пива, выпил, крякнул, и снова вздохнул.

- Шурик. – он поднял голову.

- Что?

- А знаешь, что я сейчас придумал?

- Говори. – он отставил бутылку в сторону, пристально уставился на меня.

- Ты знаешь чего хотят женщины?

- Не понял. Переведи?

- Как думают женщины, женская логика, желания женщины, - выпалил я все разом, - да об этих баб столько мужиков бошки сломало! А твой агрегат…

- А что? – он задумался, бинокуляры, воздвигнутые на лоб, загадочно блеснули в свете лампы. – Если чисто ради интереса.

- Ага.

- Где женщину возьмем? – засуетился он.

- В полчетвертого утра. – вздохнул я. – Сложный вопрос.

Мы замолчали.

- Есть кто? – раздался женский голос, - Шурик, ты дома?

- Марин, ты? – он испуганно уставился на меня.

- Мы в комнате. – подал я голос.

- Только не заходи! – заполошно заорал Шурик, и тут же шепотом спросил, - Как я выгляжу, - хлопнул себя по лбу, видимо вспомнил прочитанные ранее мои мысли, - ах, да! Задержи ее.

Я кивнул и ринулся задерживать, но, как выяснилось, зря. Она послушно стояла при входе закутанная в шубу, из под подола которой торчали полы домашнего заношенного халата и довершали картину валенки на босу ногу.

- Привет, - глупо сказал я, - как дела?

- Привет. Лучше всех. – ответила она так, будто сейчас не четвертый час утра, будто бы она не стоит в прихожке своего бывшего жениха в таком интересном виде.

- Чего не спишь?

- Не спится. Ты фары забыл выключить, вот я и… - она виновато улыбнулась, спросила невпопад. – Шурик поел?

- Да: сырок и соленый огурец, пива немного. – глупо ответил я.

- Привет, Марин. – я оглянулся, Шурик, вышедший из комнаты, преобразился. Был он в чистых джинсах, а не в трениках, при чистой синей рубахе и даже растрепанные минуту назад волосы были чуть не в прическу уложены. – Ты что здесь делаешь?

- Да уже все, - она улыбнулась и ему, - пойду уже. Спокойной ночи.

Развернулась было, но Шурик, явно через силу, сдавленно сказал:

- Подожди. – она остановилась, обернулась, - Может чаю? – и тут же мне, - У меня чай есть?

Я пожал плечами:

- В холодильнике точно нет.

Через несколько минут мы расположились в той самой комнате с мыслечитателем на столе. Оказывается за то немногое время, что было у Шурика он успел не только приодеться, но и чуточку прибраться: диван больше не загромождали потрепанные справочники, ранее разбросанные по полу платы аккуратно скиданы в темный угол и, в довершении, в неизвестном направлении пропала полторашка пива и трехлитровка из под огурцов.

Чай, который как оказалось все же был на дальней полке кухонного гарнитура, пили молча: Шурик громко прихлебывал, Марина дула на чашку, а я просто грел руки.

- Марина, - начал Шурик неуверенно, вновь громко отхлебнул чаю, она подняла на него вопрошающий взор, - как живешь? А то давно…

- Хорошо, Саш, лучше всех живу. Вот, тоже думаю машину купить, как твою, эту…

- Хонду, - торопливо подсказал я.

- Красненькую. Потом на права выучусь.

Я, промежду делом, пересел поближе к столу, стараясь вести себя потише, подтянул к себе поближе наушники.

- Может сначала на права выучишься? – подал голос Шурка.

- Саш, я уже присмотрела, вдруг купят.

Я незаметно, будто оперевшись головой на руку, приложил наушник к уху и тут же услышал голоса Марины и Шурика. Мысли Шурика были правильные, четкие, логичные, но мысли Марины… Я просто за ними не поспевал.

«Ну и что, другую закажешь» – подумал Шурик и тут же произнес эту же фразу.

«Я знаю, что не смогу выучиться на права, если у меня не будет стимула, а так мне будет жаль потраченных денег, поэтому машину мне нужно купить сейчас, к тому же эта машина, которую я видела в салоне, нравится и мне и вполне подходит Шурику, я помню как он мне показывал ее в журнале и хвалил. Пока я буду учиться на права, я попрошу его чтобы он возил меня, а потом…» - мысли неслись в диком вихре. Все они выстраивались в блестящую логическую цепочку в лучших традициях английского детектива! Не знаю как я успел воспринять этот монолог, куда были вплетены и теща, и Шурик, и настоящая любовь к нему, и привязанности и нечаянные разговоры и прочее и прочее и прочее, и даже я, как помощник и советчик, но, к концу, когда Марина сказала: «А я хочу сейчас купить», я уже смотрел на Марину иначе.

Мигнул свет, прибор на столе пшикнул искрами и откуда-то из под завалов плат заструился тоненький белый дымок, Марина тихо охнула.

- Блин. – выругался Шурик. – Не получится идею проверить.

- Ну и черт с ней. – я положил наушники обратно на стол и сказал Марине. – Правильно, лучше сразу купить – стимул выучиться будет. И Шурка тебе с практикой поможет. Да, Шурка?

- Конечно. – усмехнулся. – Куда я денусь?

Марина улыбнулась мне и подмигнула.

Принципиальный

- Маша, Машенька, а меня на пароход кататься зовут. Да-да, Игорь Сергеевич сам позвал! Да, Машенька, надо конечно, надо, как я на пароход и без костюма в полоску? – Андрей Тихонович повесил трубку и победно оглянулся по сторонам. Офисная жизнь текла своим чередом: шуршали бумаги, скрипели принтеры, звенели телефоны, только Андрею Тихоновичу казалось, что все в офисе слышали о том, что сам Игорь Сергеевич позвал его, Андрея Тихоновича на пароход, где будут… Где будут Они: совет директоров, акционеры и даже Он – владелец завода, Петр Петрович Бздых!

- Ой, ну Машенька, ну что-то же надо делать? – Андрей Тихонович потерянно посмотрел на холодный блеск циферблата настенных часов, а потом вниз, туда, где на округлом с растопыренными крылами глаженной рубахи животике, никак не хотела сходиться ширинка, - Ну что-то же делать надо, Машенька! Опоздаю же, а там Игорь Сергеевич!

Машенька, пухлая дама, не лишенная своей особой пышной прелести, всплеснула белыми сдобными руками, и охнула, округлив буквой «О» красно накрашенные губы.

- Андрюшенька, да поправился ты, ничего тут не поделаешь.

- Помочи! – решительно сказал Андрей Тихонович, вздохнул, махнул рукой и припечатал окончательно, - И иголку с ниткой. Зашьем!

- Да как же, а по нужде если?

- Терпеть буду!

Огни палубы слепили, и мир за ними: берега темные, чахлые, сбегающие вниз, к реке, домики с прицепами тщедушных огородиков, рощицы – все это сливалось общей чернотою и только небо с луной было пронзительно полным глубокой, почти черной синевой.

Андрей Тихонович стоял у перил и смотрел щенячьими глазами на блестящее великолепие столов, на надменных, словно вытесанных из белого мрамора официантов, что с каменным спокойствием на лицах и бесконечно вкусной снедью на подносах, мерно барражировали меж гостей, а внутри у него, в стесненном сшитыми брюками, животе урчало некультурно и даже как-то похрюкивало. Андрей Тихонович, украдкой, вздохнул, отер блистающую лысину специально заготовленным платочком, и снова вздохнул.

- Э-э, - остановился рядом с ним Игорь Сергеевич, - Тихонович, а ты чего тут? А?

Лицом Игорь Сергеевич был уже весел, краснощек и даже слегка потен.

- Да я, Игорь Сергеевич, - Андрей Тихонович улыбнулся подобострастно, спина его чуть прогнулась, задок в полосатых брюках оттопырился, - что-то… вот так… значит…

- А, ну и правильно, правильно Тихонович. – и Игорь Сергеевич,по-царски хлопнул Андрея Тихоновича по плечу, да так, что тот аж вздрогнул и тут же испуганно притих, услышав, а вернее даже почувствовав, как тихо-тихо треснули нитки на зашитой ширинке…

И ушел – Игорь Сергеевич развернулся к Андрею Тихоновичу широкой спиной и, мерно покачиваясь то ли от легкой качки, то ли не от качки, зашагал к таким манящим и таким недоступным столам. На ходу он то и дело отвешивал кивки, пожимал кому-то руки, а то и, как некоторое время назад Андрей Тихонович, останавливался, глупо улыбался, прогибая спину и выпячивая зад, и шея его смиренно надламывалась в подобострастном поклоне.

- Вот, - сказал в никуда Андрей Тихонович, вздохнул, ощутив крепкую хватку брюк, и тоже двинулся к столу. На ходу он, стесняясь и едва ли не рассыпаясь в просьбах и извинениях, взял у одного официанта с подноса высокий фужер с шампанским и замахнул его, будто водку, крякнул. Пузырьки ударили в нос и он едва не чихнул, но удержался, едва представив, как после чиха с громким треском разорвутся все нити и обнажатся миру его полосатые, как колорадский жук, семейные трусы.

Мимо прошла дама, высокая, статная, и на манящей, колыхающейся груди ее лежал будто клочок утреннего тумана полупрозрачный шарф. У Андрея Тихоновича даже дыхание сперло, а дама едва окинув его взглядом, сморщила надменно тонкий носик и, вкусно перекатывая округлостями и спереди и сзади, двинулась прочь по палубе. Андрей Тихонович не глядя хватанул с подноса еще бокал с чем-то горячительным выпил, и почувствовал, как крепко и задиристо сначала обожгло горло, а после и нутро.

- Однако, - только и сказал он, и хотел было спросить у официанта, что это было, но тот уже, словно айсберг, шел дальше, раздвигая белоснежностью своего пиджака цветастые, шумные воды гостей.

В голове у Андрея Тихоновича от выпитого натощак зашумело, качка стала сильнее, будто тихий белый пароходик вышел на полноводные морские просторы, все вокруг стало ярче, звонче, а дамы еще красивей, еще желанней, еще аппетитней. Уже не стесняясь и не извиняясь, он нагло схватил с подноса какой-то бокал, нюхнул, хмыкнул, да и выпил!

Смешалось все! Лица, алые губы, чей-то смех, и помнится он рвался к колыхающимся грудям и даже говорил им «Лизочка», а они все отвечалли, что совсем-совсем не Лизочка, а даже совсем наоборот, а потом доказывал он кому-то, что Игорь Сергеевич без него, без Андрея Тихоновича – есть никто, и, вроде бы, даже дрался, и слышалось ему как громко хлопают оттянутые его помочи, и трещит предательски крепко сшитая ширинка его, и уносят его, а он рвется в сильных руках, бьется как рыба об лед и все кричит и кричит: «Лизонька! Лизуся! Лиза!»…

- Андрюшенька, ох, кто же тебя так? – белые сдобные руки, мягкие и прохладные, щечки круглые, не лишенные особой пухлой своей прелести, красный помадный рот.

- Машенька, ты ж голубка моя, - не узнал Андрей Тихонович своего голоса и, оттого, простонал жалостно и сипло. Маша не ответила, а лишь вздохнула, как только она и умела: громко, жалостно, по бабски слезно и густо.

- Ой, Машенька, кабы ты знала. – Андрей Тихонович приподнял голову, и простонал, - Кабы ты знала, какие там шалавы! Ой, Маша, все напоказ, и там, и тут, и вешаются прям…

- Ах! – белые полные руки легли испуганно на полные трепетные груди.

- Да, Маш, а я… Я не поддался, а она, Маш, в крик и… А Игорь Сергеевич, - Андрей Тихонович сглотнул, оглянулся испуганно, шею втянул и прошептал, - а Игорь Сергеевич подхалим и рвач! Да-да, я сам видел, как он перед начальством лебезил. И костюм он мне порвал…

- Ох, Андрюшенька, голубь ты мой.

И оглаживала Машенька ему лысую его голову, и целовала в блестящий, битый вчера кем-то лоб, а Андрей Тихонович лежал и блаженствовал, чувствуя, какой он верный супруг и принципиальный работник.

Утром динозавр был здесь

Утром, когда он проснулся, динозавр все еще был здесь.

- Ну чего ты сидишь? – спросил он едва не плача. – Чего сидишь? Что тебе от меня нужно?

Динозавр не ответил, впрочем как и всегда. Он только сидел неловко сгорбившись под низким потолком и жалостливо смотрел в глаза Егору, ну прямо как собака. И так уже пятый день подряд. В первый раз Егор конечно испугался. Он не помнил, что ему приснилось в ту ночь, но когда он проснулся и продрал глаза, то первое, что он увидел – был именно этот динозавр. Сколько было криков, бешеных скачков по квартире в одних трусах, а потом и по подъезду, где вопль его бился эхом о стены. Динозавр всегда был рядом. И ничего не делал. Смотрел только. Егор понял, что просто сошел с ума. Никто, кроме него не видел этого огромного, под три метра ростом, ящера, не слышал его тяжелого дыхания, не чувствовал мускусного запаха, что исходил от его шкуры – простой, качественный, не проходящий глюк.

На второй день, когда вид динозавра уже не пугал до ужаса, а иногда показывающиеся из пасти огромные зубы не приводили в состояние столбняка, Егор пошел в библиотеку. Там он нашел название своего глюка. Это был велосераптор, но почему-то очень большой и очень толстый, отчего немного походил на тираннозавра. Егор решил назвать своего нового друга Велей.

- Ну и чего тебе надо, Веля? – переспросил Егор. Веля, как всегда промолчал, правда присовокупил к своему молчанию тяжелый вздох, обдав Егора жарким дыханием. – Молчишь? Ну молчи, молчи…

Егор встал, сунул ноги в тапочки и пошлепал по линолеуму на кухню. Веля остался в комнате, ему не нравилось протискиваться по узким коридорам. С кухни донеслось громыхание посуды, а потом и крик Егора:

- На тебя яичницу жарить? Хотя, чего я тебя спрашиваю. – и уже совсем негромко, но Веля все же расслышал. – Интересно, глюк от голода сдохнуть может?

Но все же в комнату Егор вернулся с двумя тарелками.

- Может поешь? А, Веля? – протянул тарелку вперед. Веля вздохнул и отвернулся. Егор пожал плечами. – Жаль. Очень жаль.

Когда с едой было покончено и будильник на сотовом прозвонил, напоминая о том, что уже пора выходить на работу, Егор с жалостью посмотрел на Велю.

- Пошли что ли? Я сегодня на метро не поеду, ты прости за вчерашнее. На автобусе нормально? – Веля кивнул. В метро и правда было малость неудобно с динозавром. Если за автобусом он хоть как-то мог бежать следом, то с метро дела обстояли куда как хуже. Там бедному Веле приходилось ехать уцепившись за крышу вагона, а после того, как Егор сходил на своей станции, Велю еще долго шатало и мутило.

Когда Егор пришел в офис, Веля первым делом взобрался на давно пустующий стол сокращенного по случаю кризиса Евгения Ивановича, поджал под себя хвост и лапы. Глюк то он конечно глюк, но когда не видящие его сотрудники оттаптывали Веле хвост или лапы тот морщился от боли вполне натурально.

Весь рабочий день Веля скучал. Иногда, когда рядом никого не было, Веля соскакивал на пол, разминал мясистые ноги, взмахивал хвостом, а потом вновь карабкался на свой насест. Очень часто он поглядывал на часы над входом, и каждый раз после такого взгляда оглушающее громко вздыхал.

Егору только оставалось плечами пожимать, мол что я могу поделать – работа. Динозавр понимающе кивал. И так уже пятый день подряд. А завтра суббота. Завтра на работу не надо, завтра можно посидеть дома. Хотя это еще надо с Велей обсудить, может он вовсе и не хочет дома сидеть.

- Тьфу, дурость какая. – тихо выругался под нос Егор, поняв абсурдность своих мыслей. Этого еще только не хватало – обсуждать свои планы на завтра со своим же глюком. Хотя, с кем их еще обсуждать? Больше не с кем. Жена, уже правда бывшая, видеть его не желает, с друзьями не сложилось, родители… родители на кладбище. Остается только глюк.

Вечером до дома Егор решил прогуляться пешком, да и погодка была подходящая. Давненько уже не был такого теплого, такого летнего дня. А ведь скоро, когда отгуляет свой положенный срок бабье лето, наступит настоящая осень и как тогда Веля? Он же замерзнет.

- Веля, – динозавр сразу повернул голову к Егору, - ты холода не боишься?

Веля удивленно наклонил голову.

- Ну холода, мороза, когда бррррр? А?

Динозавр сжал трехпалые пальцы в кулаки, поджал лапки к груди и сделал то самое «брррр», словно спрашивая: «так что ли?». Егор кивнул. Веля сделал жалостливые глаза, вздохнул и сокрушенном мотнул тяжелой мордой.

- Вот и я думаю, как ты осенью будешь? А зимой? Нет, Веля, уходить тебе надо.

Веля кивнул и пожал узенькими плечами. Мол да, понимаю, что надо, а что могу сделать? Ничего.

- Жалко мне тебя. Ты ж хороший динозавр, с понятием, а тут со мной маешься. И за что тебе такое? – Егор совсем не обращал внимания, как от него шарахаются прохожие. – Да и мне такое за что? Ты знаешь? – быстрый взгляд снизу вверх на Велю. – Вот и я не знаю.

Некоторое время они шли молча. Егор шагал, пиная жухлые листья, Веля тоже пытался их пинать, но в виду своей глючной природы шел он бесшумно и для листьев незаметно. Егор неожиданно остановился и, не поднимая головы, спросил:

- Может мне к психиатру сходить надо, а?

- Не помешало бы. – буркнул какой-то старичок и быстро обогнал Егора.

- Вот и я о том же. Хотя… Без тебя наверное было бы совсем тоскливо. Только вот сдохнешь ты зимой от холода, точно сдохнешь.

Перед самым своим домом Егор зашел в магазин, купил две палки колбасы на тот случай, если вдруг Веля все же решит поесть. Веля ждал на улице под фонарем.

Вечером они играли с Велей в шахматы. Егор ходил за себя и передвигал фигуры за Велю, тот лишь когтем указывал, что и куда переставить. Первую партию Егор выиграл, а потом три к ряду проиграл. Когда играть надоело, они смотрели телевизор, а потом легли спать. Егор на кровать, а Веля прямо на пол, положив голову на кресло. Выключили свет.

- Только не храпи. – сказал Егор в темноту, Веля отозвался недовольным ворчанием. – Спокойной ночи.

В ответ доброжелательное фырканье, а после нечеловечески громкий зевок. Утомился за день Веля, измучался.

Утром, когда он проснулся, динозавра не было.

Егор поначалу даже не понял, чего не хватает. Лишь через секунду он соскочил, замотал из стороны в сторону головой – Вели нигде не было! Егор посмотрел в окно. Двор был белоснежен, ночью выпал первый снег.

- Ушел. – горестно вздохнул Егор. – Ушел.

Ему стало невероятно грустно и одиноко, будто его предали. Хотя, что случилось то? Он всего лишь вновь стал нормальным.

- Эх, Веля-Веля. – Егор сел на кровать, сокрушенно качая головой. – Веля…

С кухни раздался грохот посуды, хлопнул холодильник. Егор соскочил, бросился из комнаты и увидел Велю! Тот стоял посреди кухни, кое как там умещаясь и трескал колбасу. И был он, Веля, одет в нелепый тертый ватник, в валенки невесть какого размера с галошами, на толстой шее был повязан грязный мятый шарф, а на узкий лоб его была нахлобучена шапка - плешивая шапка ушанка с отвисшим ухом. Велька испуганно оглянулся, встретился взглядом с Егором и стыдливо спрятал колбасу под ватник.

- Велька! Скотина стаеросавая! Остался! – и Егор бросился к динозавру, совсем позабыв что это всего лишь глюк, глюк с колбасой под ватником.

Родился 31 декабря 1980 года в Копейске. Папа Николай Дмитриевич — шахтер, механик, электрик, строитель — человек с золотыми руками, мама Татьяна Михайловна — инженер теплосетей. Благодаря моим родителям я «приучился» к творчеству — этакое посвящение, но без лишнего фанатизма. Закончил  школу №4 в 1998 году, в 2001-ом — Копейский горно-экономический колледж. Работал инженером-технологом в ОАО «КМЗ», затем в ОАО «ЧТПЗ», ведущим аналитиком в ТД «ЧТПЗ». В настоящее время — инженер-технолог на предприятии «Инвесттехнологии». Жена — Светлана, которую полюбил с первого взгляда и люблю до сих пор. Наша встреча была мимолетной: она приехала из Уфы поступать в Академию культуры и решила прогуляться по Челябинску. С тех пор мы вместе. У нас двое детей — Сашенька и Дима, Дима младшенький, ему нет еще и месяца.

Увлечения — чтение, скульптура, рисование — одно время даже подрабатывал  рисованием портретов. Но главное  — семья.  Из литературных пристрастий назвал бы   творчество Рэя Бредбери,  братьев Стругацких, современных авторов — Лукьяненко, Логинова.

.