Украинские беженцы работают на благо Копейска

30-летний Максим и Елена Асатурян, их пятилетний сын Дима и бабушка Максима Любовь Стефановна живут в съемной «двушке» на проспекте Славы — в однокомнатной четверым просто-напросто не поместиться. Они приехали из города Ирмино Луганской области Украины — это небольшой шахтерский городок, сравнимый по населению со средним копейским поселком. С приходом на эту землю войны многие жители города покинули ее.

Стаханов и Фрунзе
Судьбы супругов во многом схожи. 
— Я родилась в городе Стаханове, жила с бабушкой и дедушкой в селе Крымском, — рассказывает Елена. — Окончила школу, пошла работать. Потом переехала в поселок Фрунзе (все эти населенные пункты буквально прилегают друг к другу. — Ред.). Там познакомилась с будущим мужем.
— Я тоже воспитывался бабушкой и дедушкой, — вспоминает Максим. — Потом дедушка умер. Мы с бабушкой держали хозяйство, я работал водителем — развозил хлеб, в том числе и поселок Фрунзе.Там люди простые, спрашивали, женат или нет. Я был не женат. Они взяли мой номер, дали Лене, мы созвонились, и начались отношения. Потом она  переехала ко мне, а через год родился Дима. Потихоньку жили, работали, пока не началось…
Началось с протестов против тогдашнего президента Украины Виктора Януковича на Майдане. В Донецкой и Луганской областях жители протестовать не желали и хотели придать своим регионам статус автономных республик.В мае позапрошлого года прошел  референдум по этому поводу. Киеву это не понравилось, и начались военные действия. 
— Мы долго ждали, думали, закончится смутное время, — продолжает Максим. — Сначала просто были слышны выстрелы, потом они стали ближе. Города, где находились украинские войска, были в пределах прямой видимости, и, естественно, они до нас достреливали. Стало просто невыносимо. Во время обстрелов мы прятались в подвале, это было очень страшно. 24 июля 2014 года мы в первый раз попали под обстрел. Впоследствии, когда стрелять стали регулярно, о том, что будет обстрел, мы узнавали по самолету: обычно пролетал самолет, давал корректировку артиллерии, и через несколько минут начинался обстрел. Ребенок у нас до сих пор боится самолетов, фейерверков... Мы сначала не хотели уезжать — все-таки родной край, друзья рядом — и переехали сначала в поселок Фрунзе. Там несколько дней была тишина, а потом снова подошли украинские войска. Мы переехали туда 5 августа, а 19 августа начались обстрелы. Снаряды летали и днем, и ночью прямо над нашими домами. 
Я продолжал работать — ездил по области, развозил хлеб. И чем дальше, тем более опасным это становилось. На блок-постах начали отлавливать «сепаратистов», разворачивали машины. До этого иногда проселочными дорогами ездили, через поля, потом перестали, потому что многие дороги и поля заминировали. В последнем рейсе я стоял на блок-посту перед городом Первомайском, когда начался обстрел.Снаряды ложились очень близко.После этого я приехал на базу, бросил машину и сказал, что больше не выйду на работу.
Особенно супруги боялись, что останутся на территории, где стоят украинские войска.
— Если украинские войска заходят в город — это все, «туши свет», — комментирует Максим. — Везде есть нехорошие люди, которые могут на тебя показать пальцем: «Он — сепаратист». После этого гарантировать тебе жизнь никто не сможет. Или просто на улице увидят и бьют. Особенно молодежь избивали. На переднем крае идут отряды нацгвардии, она поспокойнее, а за ней идет «Правый сектор», и «зачищает» территорию. Если кто-нибудь скажет: «Эта семья — сепаратисты» —  «Правый сектор» разбираться не будет, там разговор короткий.

Путь в неизвестность
Видя, что вокруг происходит, супруги продали все, что можно было, буквально за копейки. Бытовую технику продавали даже не за полцены, а за четверть. А потом произошло то, что поставило окончательную точку в решении вопроса переезда.
— В один из дней снаряд попал и в наш дом, — говорит Елена. — Повыбивало стекла, частично была разрушена крыша. Сейчас уже то, что оставалось от дома, растащили. Оставаться на Украине больше не было смысла. Тогда еще ходил автобус «Стаханов — Москва». Мы на последние деньги купили билеты. Информации было мало, мы не знали про пункты временного размещения. В последнее время мы вообще не знали почти ничего — телевизор показывал только украинские каналы, которые не было смысла смотреть. Сначала поехали в Тулу, куда нас позвала родственница. Однако в Туле пробыли недолго — родственники немного не рассчитали свои силы. Дело в том, что средств у нас практически не было, а зарабатывать мы не могли. Надо понимать, что сразу по приезде нужно оформить разрешение на работу, иначе не трудоустроиться. Они не предполагали, что наш приезд станет для них обузой.

По пунктам
Семья узнала, что в России для беженцев работают пункты временного размещения, где можно жить на период оформления документов и поиска работы, и поехали в Челябинск. 
— Сначала нас определили в ПВР в Старокамышинске, а затем — в ПВР санатория завода «Пластмасс», — рассказывает Максим. — Мы очень благодарны сотрудникам этого учреждения. Весь персонал очень корректно обращался с беженцами, директор Ольга Михай благожелательно отнеслась ко всем переселенцам. Конечно, в конечном счете все зависит от тебя — как ты сможешь трудоустроиться и так далее, но на первом этапе, когда ты не знаешь города, не имеешь крыши над головой и работы,  размещение в ПВР — очень ценная помощь. 
С сентября прошлого года до 15 января нынешнего переселенцы проживали в ПВР, до этого момента не было финансовой возможности снять жилье.В декабре Максим нашел работу, а в январе получил первую зарплату, и появилась возможность снять квартиру и потихонечку начинать новую жизнь. 
— Некоторые считают, что российское государство нам производит какие-то выплаты, но это не так, я не знаю, откуда в обществе пошла такая информация, — продолжает новоиспеченный копейчанин. — В принципе, в Копейске к переселенцам отношение хорошее — в миграционной службе стараются помочь, объяснить. Ведь получение статуса беженца, переселенца, оформление разрешения на временное проживание требует знания законов, а мы с этим никогда не сталкивались, и нужна была разъяснительная работа.Что касается менталитета, я бы не сказал, что люди здесь как-то сильно отличаются. В Луганской области живут в основном приезжие, русские люди, которые приезжали работать на шахтах, в том числе по комсомольским путевкам. В этом смысле с Копейском много общего.

Новая
жизнь
Супруги явно все еще стеснены в средствах, но стараются этого не показывать, тем более что жизнь мало-помалу начинает устраиваться.  Сейчас оба работают: Максим — токарем на лифтостроительном заводе в Копейске, Лена — поваром в Челябинске. Сын Дима пока дома, потому что нет возможности отдать его в садик. Переселенцы подали документы на разрешение на временное проживание в России, сейчас с нетерпением ожидают результата. Если он будет положительным — подадут документы на оформление гражданства.
— По Интернету мы общаемся с некоторыми друзьями, которые остались на Украине, — говорят они. — Там на много выросли цены, работы нет. 
У Лены на Украине остался брат, двое племянников. Они тоже выехали бы, но на это нужны средства, кроме того, сейчас оттуда абсолютно не выпускают. Да и некуда ехать — ПВРы позакрывали, и, получается, нужно сразу снимать квартиру. А снять квартиру здесь — это три зарплаты там, которые еще надо получить, что не всегда просто. 
— Мы не жалуемся, — говорят супруги. — Главное — не стреляют, спокойно ложимся спать, спокойно встаем. Хотелось бы получить гражданство и попробовать взять ипотеку. Так, может быть, будем платить больше, но уже за свое жилье. Копейск — красивый, чистый город. Хочется приносить ему пользу, работать на его благо. Зимой ходили на горки на площади Трудовой Славы, на детские площадки, а куда-то в кино сходить для развлечения — пока на это нет ни времени, ни средств. Конечно, все не так просто — нам нужно обуваться, одеваться, покупать еду, платить за съемное жилье. Но это мелочи по сравнению с тем, что сидишь в погребе, а сверху на тебя сыплется штукатурка из-за артобстрела...