Были версты, обгорелые, в пыли

За свою многовековую историю наш народ выдержал немало испытаний. Однако Великая Отечественная война по своим масштабам, напряженности, жертвам, потерям и разрушениям не имела себе равных в прошлом. Подумать только: чтобы почтить память каждого из миллионов погибших в ее жерле минутой молчания, потребовалось бы 38 лет тишины! 

О том, что началась война с Германией, восемнадцатилетний копейчанин Александр Пашнин узнал от матушки Елены Алексеевны. Вернувшись с работы, он застал ее в слезах, а по «тарелке» (так называли проводной радиоприемник) звучали патриотические песни о том, что «Красная армия всех сильней».

— Я тогда не особо понимал трагичность события, — признается сегодня Александр Григорьевич. — Мама, конечно, боялась, что меня в скором времени заберут на фронт. Страшилась еще одной потери, ведь в 37-м по ложному доносу был арестован мой отец Григорий Федорович: однажды ночью его увез «черный воронок»,  а скоро мы узнали, что отец расстрелян как «враг народа» за то, что якобы агитировал против коллективизации. Я и на работу сразу после школы устроился, чтобы как старший из сыновей помогать маме, оставшейся вдовой с четырьмя детьми.

Работал в то время Александр в геологоразведке, в московской изыскательской партии №3. Обследовали озера, уровень подземных вод на территориях строительства будущих шахт.  Повестку принесли, когда ему исполнилось девятнадцать. Однако сначала забраковали по здоровью, дали отсрочку. Призвали в 1943-м, послали в школу бойца под Свердловск. Учили молодых ребят стрелять, окапываться и прочим солдатским премудростям. Потом посадили в теплушки и повезли.

— Привезли нас в Ленинградскую область, — рассказывает ветеран. — Там и началась моя военная биография. Помню, в часть приехал представитель военной комендатуры, выстроили нас и говорят, мол, надо отобрать 20 человек для службы в комендатуре. Мы стоим, не поймем, что за служба такая (что мы тогда, пацаны, знали?). Один рядом шепчет: «В прокуратуру, что ли, хотят брать?». Ну, у меня сердце и оборвалось, думаю: точно меня заберут за отца, ведь я, получается, сын врага народа. Заберут и расстреляют…

Забрали, но, конечно, не для расстрела. Наоборот, назначили Пашнина помощником коменданта на станции Петрозаводск. В то суровое и строгое время каждый, кто уезжал со станции, отмечался в военной комендатуре, билеты без предварительной  проверки документов не продавали.

Однажды, когда комендантский наряд патрулировал улицы города, невдалеке раздались выстрелы. Наряд поспешил на звуки, и вдруг Пашнина ослепило: рядом что-то взорвалось…

Серьезная осколочная рана в шею и подбородок надолго приковала Александра к госпитальной койке и стала причиной строгого вердикта докторов: «годен к нестроевой».

— Война еще идет, а я «нестроевой», — грустно усмехается Александр Григорьевич. — Потому, честно говоря, обрадовался, когда предложили записаться на курсы шоферов. Все ж таки реальная служба, а не обоз или запасной полк. Учили нас, 200 таких, как я, «нестроевых», в Ярославской области. Строго подходили к учебе, кто не успевал, тех в запасной полк отсылали. Закончил я шоферскую школу успешно, права получил и продолжил службу.

Дорога на передовую и обратно – ямы да воронки. Здесь, на Дальнем Востоке, где идет война с Японией, боевой задачей рядового 144-й автосанитарной роты Александра Пашнина является перевозка раненых с поля боя на свою территорию, в госпиталь. Специально оборудованная крытая машина с шестью «лежачими»  местами (остальные, для легкораненых, сидячие) – легкая мишень для вражеских стрелков, укрывающихся в сопках. Тут уж надежда на колеса и солдатское счастье.

— Всякое случалось, — задумчиво говорит Александр Григорьевич. — Однажды, помню, чуть меня свой же не пристрелил. Дело так было. Везу полный кузов раненых, есть тяжелые, среди них офицер. И вдруг стучат в перегородку. Остановил машину, подошел к кузову. Солдатик какой-то протягивает мне пистолет: «Возьми, браток, от греха». Как, зачем, почему?  Оружие-то офицерское. Оказалось, тому тяжелораненому офицеру невмоготу стало переносить тряску, от боли, видно, разум помутился, вот он и выхватил оружие: мол, убью гада, что ж он по ямам везет. Ладно, что сидящий рядом боец разоружил беднягу, а то бы тот, наверное, выстрелил в перегородку. 

— А то еще случай был, тот посерьезней будет, — увлекся воспоминаниями ветеран. — Везу раненых, вдруг с сопок стреляют. Говорю сидящему рядом военфельдшеру: «Похоже, нам посадку дают». А пули пуще того визжат. Мы едем, куда ж деваться, думаю — проскочу. Не проскочил. Впереди снаряд разорвался, машину аж подбросило и — набок. Повыползали мы, раненых за кузов спрятали, затаились, оружие приготовили, чтобы отбиваться. Часа два так пролежали, слышим: наша колонна едет, штук шесть «студебеккеров», у них и звук какой-то другой, не как у советских машин.  Остановились, помогли нашу машину поставить. И вот ведь техника американская: рессору разбило, диски полетели, а колеса целы. Мы цепи на них накинули (специальные такие цепи тогда возили, чтобы, если грязь, колеса не буксовали) и потихоньку доехали до своих.

И все-таки изменило солдатское счастье нашему земляку, сам попал в госпиталь. А оттуда, уже в декабре 45-го, демобилизовали, как говорится, подчистую. 

То-то обрадовалась матушка Елена Алексеевна, что живой пришел ее сын с войны. Сразу устроился шофером в Камышинское шахтоуправление. В 48-м сыграли скромную свадьбу. Жена Анна Александровна учительницей была, преподавала химию и биологию. Дети пошли. К тому времени Александр Григорьевич уже работал в сфере торговли, потом пищевой промышленности. Когда родился второй сын, решили строиться: в одной комнатке коммунальной квартиры тесно стало семье. Глава семьи перешел работать в автоколонну № 1531, где и трудился до самой пенсии.

Анна Александровна рано ушла из жизни, инсульт случился, когда ей было всего 58 лет. Но остались дети, пошли внуки. Двух сыновей и двух дочерей воспитали супруги Пашнины. Сейчас у Александра Григорьевича 11 внуков и 20 правнуков!

— А вот мой  внук! — вдруг протянул мой собеседник руку в сторону включенного на малую громкость телевизора. — Его часто по телевизору показывают. Узнаете правозащитника Алексея Севостьянова? Один из троих сыновей моей дочери…

Сегодня ветеран живет один в просторной двухкомнатной квартире, купленной на собственные сбережения. И несмотря на весьма солидный возраст (в феврале ему исполнился 91 год), вполне самостоятельно справляется с нехитрыми  домашними делами: сварить обед, вымыть посуду. Основные же заботы взяли на себя дети и внуки. Поистине его семья — его богатство!

9 мая, как всегда, бывший рядовой Пашнин наденет парадный пиджак с наградами, среди которых высший знак солдатской славы — медаль «За отвагу», и придет к Монументу Победы, чтобы положить цветы на холодный мрамор и вспомнить погибших товарищей, свою молодость. Будьте здоровы, уважаемый Александр Григорьевич, и пусть продолжают радовать вас ваши дети, внуки и правнуки.