Как я была Дедом Морозом, или Променад по осенней Москве

— Нет, ты серьезно? Прожить полжизни и ни разу не взглянуть на кремлевские звезды — разве такое возможно? – мои подруги, округлив от удивления глаза, смотрели на меня, как на инопланетянина. А я, укладывая вещи в чемодан, взятый напрокат у еще одной приятельницы (такой уж я путешественник – даже чемодана своего нет), только отшучивалась: видела, мол, я вашу Москву, причем неоднократно. Старший брат за уши поднимал – показывал.

     В предвкушении знакомства

Москва у меня случилась в конце октября благодаря участию в конкурсе журналистских работ «Семья и будущее России». Его организаторы, сотрудники фонда Андрея Первозванного, собрали в первопрестольной финалистов, чтобы провести для них обучающие семинары, дать возможность обменяться опытом и завершить ежегодное мероприятие церемонией награждения лучших авторов.

По пути в челябинский аэропорт я пыталась выстроить свой столичный маршрут и высчитать хронометраж. Два дня, сегодня и завтра, будут заняты без остатка – заявленная принимающей стороной программа более чем насыщенная. Но третий-то день, вернее, те несколько часов, что останутся после сдачи гостиничного номера до начала обратного пути, вполне можно потратить на знакомство со столицей.

Жаль, но на экскурсии рассчитывать не приходится. По той же «Третьяковке» хочется перемещаться неспешно – разве возможно любоваться полотнами знаменитых живописцев на бегу? Посещение Кремля тоже требует значительных временных затрат. Что ж, пешая прогулка по историческому центру тоже неплохой вариант для того, кто видел Москву лишь по телевизору. Ах да, еще же брат показывал…

В Центральном доме журналиста полно уютных уголков, где можно проводить интервью или задушевно беседовать

     На машине времени

Столичный размах ощущается уже в Шереметьево – этот аэропорт огромен по сравнению с нашим, челябинским. Там всего больше – взмывающих в небо и заходящих на посадку самолетов, просторных терминалов, стоек регистрации пассажиров, магазинчиков, торгующих всем, чем только можно, от сувенирных магнитов до песцовых шуб, и, конечно, больше дорожной суеты, спешки и многоязычного гомона.

До гостиницы «Салют», где для нас, журналистов, организаторы конкурса забронировали номера, можно было добраться на общественном транспорте, выстроив сложную комбинацию из нескольких пересадок – получилось бы дешево, в пределах полутора сотен рублей, но долго. Решено: поеду на аэроэкспрессе – электропоезде, который, следуя без остановок над автомобильными магистралями с их постоянными заторами, за тридцать пять минут довозит утомленных перелетом пассажиров до Белорусского вокзала. Оттуда до гостиницы почти рукой подать: несколько станций на метро да чуть больше километра на своих двоих.

Ярко-красный, как пожарная машина, поезд тронулся с места. За окнами плыли могучие старые ельники, обшарпанные заборы промзон, снова леса, и вдруг показалась, мельтеша разноцветными штакетниками старых домишек, перемежаемых недавно отгроханными трехэтажными дворцами из красного кирпича, дачная окраина Большой Москвы – точь-в-точь наш, копейский, поселок Новостройка.

Узнаваемый пейзаж столичного частного сектора внезапно перешел в «копейскую» же улицу Ленина – в ста метрах от дорожного полотна ярко желтели двухэтажные «сталинки». Минута – и мимо уже проносились архитектурные двойняшки проспектов Победы и Славы с их кирпичными «хрущевками» и «брежневками».

Аэроэкспресс, будто машина времени, мчит путешественников сквозь десятилетия: типовые панельные девятиэтажки родом из семидесятых сменяются нелепыми шестнадцатиэтажными «элитниками» из девяностых, внешний облик которых, кажется, подчиняется принципу «все лучшее сразу», а дальше, за пять минут до конечной, город взмывает ввысь новоделами на тридцать этажей.

За глянцевыми фасадами небоскребов виднеются дома с вековой историей, и эта старая, невысокая, зажатая стеклянно-бетонным войском столица отчего-то кажется ускользающим миражом. Отведешь на секунду взгляд – и исчезнет. Рассыплется, растворится, будто и не бывало ее.

У входа в Домжур - памятник фронтовым корреспондентам

     Хитро устроено метро

Тех, кто впервые приехал в Москву, особенно хорошо заметно во время их первой поездки на метро. В подземке нас выдает все, от стиля одежды до поведения.

Местные все время бегут, будто от выигранной ими минуты-другой зависит их жизнь и здоровье. «Пионеры» столицы перемещаются значительно медленнее, чем постоянно тормозят поток пешеходов в узких переходах с ветки на ветку.

Местные становятся на эскалаторе справа, чтобы дать возможность самым торопливым из торопыг пробежать по эскалатору быстрее, чем он довезет их до низа или до верха. «Пионеры» этого неписанного правила не знают и стоят вольготно – до тех пор, пока их не толкнут вечно спешащие москвичи: пропусти мол, чего растележился!

Местные, сидя в вагоне, читают или спят. Приезжие напряженно всматриваются в схему движения поезда и вслушиваются в звучащие из динамиков названия станций.

Местные в массе своей ходят в джинсах, удобных куртках-парках, в обуви без каблука и с непокрытой головой. Гости города из числа наших соотечественников всегда нарядны, а дамы даже с утра при прическе и макияже.

Отличия зримы, но своей провинциальности нам стыдиться не стоит: Москва – это двенадцать миллионов человек, а вся Россия – 146 с половиной. На нас, провинциалах, страна и держится. Так есть ли разница, как ты стоишь на эскалаторе?

     Праздник к нам приходит

На Красную площадь я пришла уже после окончания всех мероприятий. И здорово, что мое первое знакомство с сердцем столицы состоялось именно в темное время суток – днем площадь величественна, самобытна, напитана древностью, но… не волшебна.

В тот вечер в столице шел первый снег. В полете он окрашивался многоцветьем прожекторов, подсвечивающих исторические здания, и мягко ложился на еще не опавшие листья кленов и берез Александровского сада, на знаменитую брусчатку, на шапки-ушанки европейских туристов, презревших санкционную политику своих государств. Куранты били восемь, но в этой снежной круговерти их глубокий баритон звучал столь же торжественно, как в час рождения января. На фоне ГУМа, щедро, по-новогоднему украшенного золотистыми гирляндами, фотографировались парочки – и отчего-то кричали не стандартное для иностранцев «чиз», а жизнерадостное итальянское «чин-чин», хотя позировали без бокала шампанского в руках.

Нарядная подсветка ГУМа рождает ассоциации с Новым годом

Отовсюду веяло зимой и праздником: и рубиновые звезды, венчающие красные башни, сияли, и купола Покровского собора касались снежных пуховых туч, и за зубчатой стеной мирно дремал Большой кремлевский дворец. Казалось, минута-другая – и грянет гимн. С Новым годом что ли, друзья – по непальскому, правда, или уж по кельтскому стилю.

     Свободный день. Смело топайте вперед

Самое бесполезное, что можно сделать, если в твоем распоряжении имеется лишь несколько часов до отлета, — пытаться объять необъятное. Все, что требуется лайт-путешественнику, — проникнуться духом старой Москвы. Куда лучше увезти домой впечатления от неспешной прогулки по узким улочкам, по которым когда-то стучали колеса карет, чем от бесконечных пересадок с поезда на поезд в столичной подземке, которые неизбежно съедят большую часть времени, если вы попытаетесь осмотреть максимальное количество достопримечательностей.

Мой совет: отправляйтесь на Красную площадь, потом выбирайте любое направление и смело топайте вперед, не забывая при этом крутить головой — во всяком случае, я после выселения из гостиницы поступила именно так. Не заблудиться поможет смартфон с подключенным интернетом: программы GoogleMaps, 2Gis или Яндекс.Карты вам в помощь.

Зимой на Красной площади заливают каток

К серой громадине Госдумы на Охотном ряду то и дело подкатывают блестящие черным глянцем автомобили с настырно мигающими проблесковыми маячками, и тут же в недра этого монументального здания, будто в разверзнутую пасть, вваливаются потоки рядовых москвичей — на краю дома расположился вход в метро.

Несколько сот метров — и ты уже на Театральной площади, где в негласном и неразрешимом споре, что важнее — опера или драма, сошлись Большой и Малый театры. С высоким искусством соседствует коммерция — ЦУМ, один из самых дорогих магазинов столицы. У его центрального входа немногочисленных покупателей и многочисленных посетителей встречает швейцар. В черной, отороченной красным кантом ливрее и форменной фуражке он удивительно похож на актера, который после окончания спектакля так и не вышел из роли. Он выразительно хмурится, оттого что на практически стерильный пол универмага с обуви входящих валятся комья снега, и кривит губы в демонстративном немом порицании. «Переигрывает» — непроизвольно думаю я.

Театральная площадь красива в любое время года

Чуть в стороне от ЦУМа ветвится сеть улиц, улочек и переулков, многие из которых являются пешеходными, ну или почти пешеходными — они настолько узки, что на проезжей части, втиснувшейся между тротуарами, едва ли разъедутся два автомобиля. Кузнецкий мост, Рождественка, Неглинка, Ильинка, Ветошный и Никольский переулки — это и есть та Москва, которую хочется помнить.

     Поддельные экскурсоводы

Я внимательно сквозь помехи густого снегопада вчитываюсь в мемориальные таблички. Одна гласит, что на этом месте когда-то располагалась первая российская типография, другая повествует о том, что здесь проживал подающий большие надежды выходец из Архангельска, молодой Михайло Ломоносов. Благодаря «настенной энциклопедии» получаешь такое количество информации, что совершенно не ощущаешь нужды в услугах экскурсовода.

В услугах экскурсовода не нуждаются, хотя и русской грамоты не разумеют, и гости из Поднебесной, буквально наводнившие исторический центр.

— Беда с ними, с китайцами этими, — разоткровенничалась Анна Никитична, профессиональный гид, у которой я спросила дорогу до Манежной площади, немного заплутав в веренице дворов и двориков. — Услугами лицензированных российских гидов-востоковедов они не пользуются, но охотно доверяют сопровождение вчерашним торговцам с рынка, которые об истории России не знают ровным счетом ничего.

Поддельные экскурсоводы, со слов моей новой знакомой, несут нашим «братьям навек» полнейшую околесицу – такую, что в страшном сне не привидится. Ленин, мол, был сыном (а по другой интерпретации — мужем) Екатерины Второй; матрешек придумал бедняк, в доме которого было так мало места, что его дочери были вынуждены сидеть друг на дружке верхом; а Сталин предложил Гитлеру помириться, потому что в СССР и Германии были разрушены все оборонные заводы и воевать стало нечем. Самое ужасное, что этот бред китайцы принимают за чистую монету, особенно молодое поколение, и по возвращении домой тиражируют его в национальном сегменте Интернета.

Как бороться с гидами-нелегалами, администрация города пока не придумала. А придумать надо бы, поскольку в сознании не только западной цивилизации, но теперь еще и восточной активно формируется искаженный имидж нашей страны.

     Подарочки

Свободное время неумолимо таяло, а мне еще нужно было купить подарочки детям, чтобы хоть как-то компенсировать свое трехдневное отсутствие дома. Дочке, увлекающейся посткроссингом, — открытки с московским колоритом, сыновьям — игрушки.

Куда отправиться за открытками, как ни на почту? В двух шагах от Кремля, на крыльце бывшего дворянского особняка в Никольском переулке я как раз приметила табличку «Почта России». Внутри отделение ничем не отличалось от челябинского или копейского: весьма небогатый интерьер, полированный стол и обшарпанный стул для посетителей, невзрачная перегородка-витрина, за которой в наличии имелась одна-единственная оператор из четырех — кадровый голод не чужд и московским почтовикам.

Там мне довелось в первый и единственный раз за всю поездку столкнуться с неприкрытой неприветливостью. Оператор сначала демонстративно меня игнорировала, а затем категорически отказалась продать чудесные открытки с видами столицы, выполненные в стилистике 60-х годов, сославшись на крайнюю занятость и «вообще обеденное время». Перерыва на обед в табличке с графиком работы почты не значилось вовсе.

Открытки я все же купила, заглянув в один из сувенирных магазинчиков на Кузнецком мосту, а заодно приобрела там елочный шарик с изображенным на нем собором Василия Блаженного. Конструктор и машинка, о которых мечтали мои мальчишки, обнаружились в «Детском мире» — большущем супермаркете на Воздвиженке, где ребятишки могут гонять по залу на электромобилях, строить замки из кубиков и участвовать в творческих мастер-классах, пока их родители бродят по рядам с детской одеждой или канцелярией.

     Патрон

Минуты будто бы набирали ход, а с ними ускорялась и я — перешла почти на бег, слившись с потоком вечно спешащих москвичей. Эскалатор, поезд метро, камера хранения Белорусского вокзала — там я оставляла чемодан на время прогулки, аэроэкспресс, Шереметьево. «До-мой. До-мой», — в такт шагам пульсировала короткая мысль, ставшая доминантой последнего часа.

Вот и вход в терминал аэропорта. Кладу сумку, тщательно обмотанную пищевой пленкой, чтобы не раскрылась в дороге, на сканер, прохожу через рамку сама. И вдруг:

— Женщина, что в вашем чемодане может напоминать патрон?

В первый момент я даже не поняла, что сотрудница службы безопасности обращается ко мне. Господи, ну откуда у меня, провинциального журналиста, могут оказаться в багаже подобные вещи?

Чемодан пришлось открыть и полностью перетряхнуть. Когда в нем уже почти ничего не оставалось, я запустила руку на самое дно наружного кармана и почувствовала нечто холодное, вытянутое, гладкое, с заостренным кончиком. В моей ладони лежал самый настоящий патрон от армейского автомата.

Поднялся шум. Откуда-то возникли еще несколько человек из службы безопасности аэропорта, которые принялись звонить в полицию. Другие пассажиры, благополучно миновавшие рамку, осуждающе глядели на меня и на ворох моей беспорядочно сваленной на низеньком бордюре одежды. Террористка, елки зеленые…

Понимая, что влипла в нехорошую историю, догадалась позвонить знакомой, у которой взяла сумку напрокат. Тут-то и выяснилось, что патрон прошлым летом нашел ее двенадцатилетний сын. Он притащил «диковину» домой и, получив строжайший наказ от матери выкинуть находку, ослушался и припрятал боеприпас в ту вещь, которой редко пользуются.

Почему его не обнаружили раньше, в челябинском аэропорту и на Белорусском вокзале, остается только догадываться.

     Самое важное

Слава богу, все обошлось. Патрон оказался неприменимым для стрельбы — у него, как мне сообщил прибывший по вызову полицейский, был сбит капсюль. Получив необходимые объяснения, меня отпустили восвояси. Адреналину, конечно, в тот вечер я хапнула будь здоров.
Успокоиться не вышло и в зале ожидания: из-за усиливавшейся непогоды отменяли один рейс за другим, и неясно было, что хуже — застрять в аэропорту на неопределенное время или лететь наперекор ветрам и бурану.

Объявили посадку. С тревогой в сердце я села на свое место, крепко сжимая в ладонях несданный в багаж елочный шар, будто волшебный оберег, гарантирующий благополучное возвращение домой. Самолет трясло и кренило на сторону сильнее обычного, но я, устав от долгого дня, полного приятных и не очень эмоций, все же заснула. Трудновато отпускала меня Москва. Ничего, столица, когда-нибудь да вернусь, познакомлюсь с твоими красотами, на которые не успела взглянуть.

Домой я зашла под утро. Мои чадушки досматривали десятый сон, и я, невзирая на то, что еще не кончился октябрь, по семейной новогодней традиции разложила столичные подарочки в изголовьях их кроватей. Первым сюрприз заметил младший сын Арсений. Он вышел на кухню, где мы с мужем пили чай, и воскликнул: «Смотрите, у меня машинка, которую я просил у Деда Мороза!». А потом забрался ко мне на коленки, прижался, как котенок, и тихо-тихо сказал: «Мамочка, как же я по тебе скучал».

Пожалуй, этот момент и стал самым важным, самым ярким и самым дорогим моим впечатлением от поездки в Москву.