Копейчанин Павел Туйков рассказал, как выживал после детского дома

Череда потерь

В детский дом я попал в двенадцать лет. Первые годы моей жизни были самыми обычными, такими, как у большинства детей — я рос в полной, дружной, пусть и небогатой семье. В определенный момент мои родители начали крепко выпивать и так пристрастились к этой привычке, что почти перестали обращать внимание на меня и на мою младшую сестру Настю — в основном мы были предоставлены сами себе.

Говорят, беда не приходит одна: когда я был в гостях у бабушки, а сестра гостила у дяди, наш дом в поселке Бажово сгорел. Вероятнее всего, его подожгли — нечаянно, а может быть, и сознательно — «друзья» моих родителей. Из гостей я вернулся на пепелище. Родители в том пожаре чудом уцелели, но жить нам было совершенно негде. Бабушка приютить нас с сестрой не смогла. На помощь пришла тетя, только ей пришлось слишком уж тяжко — у самой двое детей, собственного жилья нет, а снимать квартиру с четырьмя детьми ей было не по карману. Поэтому я даже не удивился, когда нас с Настей передали в приют.

В приюте нам жилось тяжело. Было трудно привыкать к новому месту, к казенным вещам, к тому, что вокруг тебя постоянно находятся люди и нет возможности просто посидеть в тишине. Мы очень скучали по родителям и все надеялись, что они нас заберут — бросят пить, обзаведутся новым жильем. Тянулись месяцы, но ничего не менялось. Я, как мог, сдерживал эмоции, чтобы не расстраивать сестру, а она тихонько плакала в подушку по ночам — не хотела, чтобы я видел ее слезы. О том, что она трудно привыкала к новой, сиротской, жизни, я узнал только недавно, когда мы уже стали взрослыми.

Сложно строились отношения с другими воспитанниками — я не был похож на основную массу приютских и детдомовских ребят, не ходил с ними пить и курить, отказывался стирать носки местным «авторитетам». За свое непокорное поведение постоянно от них получал, но сдаваться не собирался.

Через год, когда папу и маму все же лишили родительских прав, поскольку они и не думали менять свой образ жизни, нас с сестрой разлучили: меня определили в детский дом, который находится в поселке Горняк, а Настю — сначала в челябинский интернат, а потом перевели в Сосновский район, в интернат в селе Есаулка. На психолого-педагогической комиссии специалисты сочли, что у сестры есть серьезная задержка психического развития и ей необходимо коррекционное обучение. Я с их оценкой до сих пор не согласен: Настя просто была до крайней степени напугана, потому что не знала, куда ее привели, что с ней хотят сделать, и от страха толком не могла отвечать на вопросы и выполнять задания врачей и педагогов. Диагноз сослужил ей плохую службу: у нее нет аттестата о среднем образовании — только справка из интерната, ей закрыта дорога в большинство профессиональных учебных заведений, и это очень обидно.

Сколько слез мы пролили, когда нас разлучали! Я не знал, куда именно ее отправляют — бежал за машиной и плакал, как ребенок, хотя мне шел уже четырнадцатый год. Насте в ту пору было почти двенадцать.

Мы нашли друг друга, пусть и не сразу — она написала письмо в приют, мне его переслали в детдом. Завязалась переписка, и, знаете, стало легче — между нами будто протянулась прочная, хотя и невидимая, нить. Когда появилась возможность, я купил и себе, и ей по сотовому телефону — заработал на разноске газет по почтовым ящикам, потихоньку копил деньги. С тех пор мы постоянно были на связи.

Став совершеннолетним, я забирал ее из интерната на выходные — она была невероятно счастлива, когда я приходил за ней. Мы часто видимся и сейчас, хотя у нее уже есть своя семья, и во всем поддерживаем друг друга. 

Житейские премудрости

В детском доме мне жилось лучше, чем в приюте. Может быть, потому что я перестал надеяться на воссоединение с семьей, успокоился, постепенно принял случившееся как данность. Конечно, в детдоме довольно строгая дисциплина, но все равно я чувствовал себя более вольготно, чем в приюте: у меня была возможность приходить в гости к папе и маме (какими бы они ни были, для нас с сестрой они все равно оставались любимыми родителями), я бывал в гостях у одноклассников, имел возможность зарабатывать на карманные расходы. О будущем особо не задумывался, поэтому не старался учиться в школе — не выбирался из «троек».

Вообще, воспитанники детского дома о предстоящей взрослой жизни почти не размышляют — может быть, в силу того, что они дети? Ребята привыкают ко всему готовому, им кажется, что так будет всегда, а самостоятельная жизнь — где-то там, далеко-далеко. В результате почти все выпускники в значительной степени оторваны от реальности, и это большая наша проблема.

Да, дети по очереди дежурят в помещениях, где живут. Они умеют делать уборку, могут постирать личные вещи, но, к примеру, готовить ед, детдомовцев начинают учить только за год до выпуска. Примерно в это же время начинают объяснять, как пользоваться деньгами. Но, чтобы освоить эти, казалось бы, элементарные вещи, одного года катастрофически не хватает. А что уж говорить о работе с документами! Платеж по квитанции за коммунальные услуги, составление каких-либо заявлений, оформление документов — все это на первых порах бывшим детдомовцам кажется почти невыполнимыми задачами. И, поверьте, далеко не у всех получается быстро освоить эти житейские «премудрости».

Из детского дома я выпустился пять лет назад, и тоже был «неоперившимся», в значительной степени не приспособленным к жизни человеком. Но все же поступил не в училище, как большинство моих товарищей, а в педагогический колледж — на преподавателя поварского дела. Несформированная социальная позиция дала о себе знать — стал прогуливать занятия, связался с дурной компанией, начал выпивать. Осознание того, что я выбрал дорожку в пропасть, пришло лишь после того, как меня отчислили за непосещение занятий и неуспеваемость. Только тогда я кардинально изменил свою жизнь: завязал с вредными привычками, избавился от псевдодрузей, а главное, начал думать, кто я сейчас и кем хочу стать, чего хочу добиться.

Для начала я устроился кассиром в один из сетевых гипермаркетов, где проработал четыре года. Зарплаты хватало на то, чтобы снимать небольшую квартиру и нормально питаться. Затем решил параллельно с работой продолжать обучение. Мне нравится фотографировать — я с детских лет умею замечать красоту пейзажа, архитектуры, человеческого лица, грацию птиц и зверей, меня привлекают необычные, запоминающиеся сюжеты. Так почему бы не научиться останавливать чудесные мгновения, запечатлевая их в кадре? Через Интернет я узнал, что профессиональных фотографов готовят в колледже при ЮУрГУ. Стать его студентом большого труда не составило — меня как бывшего детдомовца зачислили вне конкурса. 

Путь найден

Я учился на дневном отделении, был старательным студентом — первый курс закончил на «пятерки». На красный диплом, правда, вытянуть не удалось — на отметках сказалась необходимость работать. Конечно, можно было бы переехать в общежитие и находиться на полном гос-обеспечении в течение всех трех с половиной лет обучения, но мне ужасно не хотелось перебираться в общагу — я был безумно рад тому, что живу в квартире один, без соседей по комнате, которые то ночные «посиделки» устраивают, то без зазрения совести крадут из холодильника твои продукты.

Постепенно начал подрабатывать фотографом — проводить фотосессии, рекламные съемки, фотографировать торжества. Всю аппаратуру приобрел сам — у профессионала должен быть хороший инструментарий. Сейчас, когда до защиты диплома остались считанные дни, твердо уверен, что продолжу обучение и дальше. Теперь ставлю перед собой цель получить высшее образование. Я ведь не случайно просился в редакцию «Копейского рабочего» на преддипломную практику: мне хотелось своими глазами посмотреть, как работают журналисты, понять специфику их работы. Увиденное меня не разочаровало — нынешним летом буду подавать документы в Южно-Уральский госуниверситет на специальность «Журналистика. Печать».

С ребятами из детского дома я почти не общаюсь. Однажды встретил бывшего товарища, пришел к нему в гости и был очень разочарован увиденным — всюду беспорядок, неуютно, он живет одним днем, не хочет развиваться, работать над собой. Из мальчишек почти никто не смог встать на ноги — сказалась и социальная дезадаптация, и, возможно, плохая наследственность. А самое главное, нас некому направить, подсказать, какими должны быть первые шаги во взрослую жизнь, а чего, напротив, делать не стоит. Да, по закону в восемнадцать лет ты считаешься взрослым, но по факту в этом возрасте особенно не хватает совета и поддержки старших родственников, родителей. Мне было легче: я общался с бабушкой, тетей — они замечательные люди, очень многое дали мне в плане воспитания. А большинству ребят из детского дома обратиться за советом просто не к кому.

Наверное, вам любопытно, что стало с моими папой и мамой. Алкоголь дважды оставил меня без родителей: первый раз, когда меня забрали в приют, и второй раз, когда они один за другим умерли. Я был внутренне готов к такому исходу, а вот для сестры их смерть стала огромным потрясением.

У меня есть девушка, мы довольно долго с ней встречаемся, но о свадьбе пока не думали. Конечно, мне хочется, чтобы у меня была полноценная семья — любимая и любящая жена, двое детей. Своим детям я постараюсь дать по максимуму заботы и внимания, стать для них защитником и добрым другом, чтобы им никогда не пришлось пережить и десятой доли того, что выпало на мое детство и юность.