Бабушка Анна дорогу в больницу не знает

Старики бывают разные. Иногда называют их обобщенным и неловко звучащим именем «долгожители». Но думаю, есть общий признак, по которому можно разделять много поживших людей на «стариков» и «долгожителей».

У первых прожитые годы, многочисленные схватки со случайностями бытия как бы выщипывают по кусочку души, и они уже ничего не хотят и ничему не радуются. Долгожители совсем другие. Отпущенных на их долю испытаний бывает, как правило, очень много, но они сохраняют интерес к жизни, людям, умеют радоваться солнечному свету и каждому прожитому дню. Еще говорят, что старик — это тот, кто состарился, а долгожитель — тот, кто живет, долго не старясь. Именно с такой долгожительницей-копейчанкой посчастливилось мне познакомиться.

У Анны Семеновны Подлесновой 1 сентября юбилей, ей исполняется 95 лет! Но глядя на эту шуструю, подвижную пожилую женщину, ни за что не подумаешь, что возраст ее приближается к 100-летнему рубежу. И это при том, что она НИ РАЗУ (!) не обращалась за помощью к врачам. Даже своих трех дочерей рожала дома, только повитуху и приглашали. Да и то сказать: «чего ж к врачам бегать, коль не болит ничего».

Давно это было, в 1918 году. В стране полыхала гражданская война, когда в маленьком, домов на 40, поселке Федоровке, что прилепился к большому селу Покровка Оренбургской области, в крестьянской семье родилась вторая дочка, которую нарекли Анной, по-деревенски — Нюрой.

— А потом еще трое детей у нас народилось, и опять все девки, — рассказывает бабушка Анна. — Бедно жили, в лаптях ходили. Мамонька горячая кровью была, на слово и руку быстрая, бывало, отец говорил: «комариная порода». У Комаровых он ее сосватал-то. Папа умный был, грамотный, все к нему ходили за советом или заявление какое составить. Помню, в колхозы когда записывали, придут к нему, мол, напиши, Семен Федорович, заявление в колхоз. Он писал. Было время, когда многие из колхозов выходить начали, опять к Семену Федоровичу — напиши из колхоза. Опять писал. А в сельсовете про то прознали, вызвали да и говорят: «Ты, Семен Федорович, в колхоз-то пиши, а из колхоза чтоб ни-ни».

Два десятка лет горбатилась Анна Семеновна на колхозных полях, вручную колос жали, снопы вязали. Платы никакой не видели, жили своим хозяйством, пшеницу, рожь сеяли, на подворьях скотину держали, да еще продналог платили с каждой коровки да с каждой курицы. В войну и совсем тяжело стало. Муж Петр как в армию ушел еще до войны пограничником, так и воевал, а Анна Семеновна одна с маленькими двумя дочками горе мыкала. Спасибо, корова выручала. Бабушка Анна показывает портрет на стене, где они рядышком, муж и жена, чинно и серьезно смотрят в объектив фотоаппарата. Не стало Петра Ефимовича в 2002 году, больше десятка лет уж прошло.

— Он, Петя-то, младше меня был на три года, — вспоминает моя собеседница. — Помню, в деревне сидит молодежь на завалинке, он — молодюсенький да тонкий. А сам говорит: «Нюрк, айда за меня замуж. А то мне надоело самому корову доить, а мать хворая». В доярки меня, значит, звал. А я и пошла, не посмотрела, что парнишечка еще совсем. И прожили мы, милая, вместе 62 годочка. Любил он меня. Бывало, говорил: «Нюрка, лучше тебя в ограде нету». Я отнекиваюсь, а самой приятно. Не обижал, не бил, как некоторых баб мужья поколачивали. Конечно, когда осердится, пошлет словцом, каким обычно мужики посылают. А я ему в ответ, у меня не задержится. Но долго серчать не мог, бывало, поругаемся-пошумим, а потом он бегает вокруг меня, умасливает.

Несказанно повезло Анне тогда, в войну: живой пришел ее Петр, комиссовали еще до окончания войны по ранению — пятку начисто оторвало, на костылях сначала ходил, да и потом всю жизнь хромал. С юмором вспоминает Анна Семеновна, как липли к нему, единственному молодому мужику на весь поселок, истосковавшиеся без мужской ласки бабы. Чисто мухи на мед.

Война кончилась, в столице отгремели салюты, в деревнях отгуляли с гармонями, мирная жизнь началась. Но все так же голодно было в колхозе, работы невпроворот, а хлеба не давали. Каждая семья сама выживала.

— Наладились мы семечки подсолнуховые продавать, — вспоминает Анна Семеновна. — У Петра брат двоюродный с тридцатых годов еще жил в Копейске. Вот он и поехал к брату. Семечки продал, приехал да и говорит: «Анюта, там край шахтерский, работа есть, и деньги за нее платят. Поедешь со мной?» А куды ж я денусь, у нас ведь дети, трое девчонок. Так и оказались здесь. Он сразу устроился в шахту. Сначала у брата пожили, потом купили избушку на курьих ножках. Ну а потом уж и дом сами построили на четвертом участке.

Когда эти дома снесли как неплановые, семье шахтера, инвалида войны дали двухкомнатную квартиру на проспекте Победы, комнаты — «трамвайчиком». Здесь и живет Анна Семеновна, теперь одна. Старшей дочери, Татьяны, уже нет в живых, у Любови и Елены свои семьи, сами на пенсии. Но не унывает бабушка Анна, пятеро внуков у нее, три правнука, дочки часто навещают. Да и годов своих она, как сама признается, по большому счету не чувствует: сердечко стучит себе, постукивает, ноги бегают, по дому сама управляется. Только что глаза подводить начали, долго телевизор смотреть не может, больше слушает. Но зато стихи слагает и помнит их наизусть. А стихи все больше с юмором. Например, такой (орфография автора сохранена):

Я живу на свете долго, Накопила денег тыщу,                 А из этой-то из тыщи     Власть сделала милльон.       Как в душе была я рада: Мильонершею была.              Вдруг я слышу неприятность:                Убирают три ноля.                       Я, конечно, огорчилась.       Хоть и долго я жила,                  Но недолго бабка Анна Мильонершею была.                 Тут и цены подскочили,         Еще больше огорчили.              Как теперь я буду жить? Мильонершей бабке Анне       Уж, наверное, не быть.               Я, конечно, это в шутку,          Не примите все всерьез.            Но признаться, три ноля. Жалко и сейчас до слез.

В чем же секрет активного долголетия бабушки Анны? Ученые доказывают, что на процессы старения влияют исключительно гены. А я вот давно заметила: дольше живут не тихие, уравновешенные, спокойные люди (так многие, кстати, и думают), а подвижные и деятельные. Словом, как говорит сама Анна Семеновна, шустрые.

— Вот соцработника прислали мне полгода назад, а я и не просила, — смеется долгожительница. — Спасибо, конечно, но я и сама себя еще обиходить могу. Ем я мало — так, клюну чего-нибудь. Да и сроду неешка была. Помню, мама сварит затируху, другие едят, только ложки стучат, а мне и чуточки хватало. К людям я всегда — с добрым сердцем, как же иначе? С соседками вот на лавочке посидим, посовещаемся о том о сем, а когда и стишки свои почитаю. Они смеются. Пересудов всяких не люблю, лучше о хорошем поговорить. Жизнь-то все равно гораздо лучше стала, разве ж мы так по молодости жили? А сейчас в магазинах все есть, пенсии хватает, еще и на смерть накопила, чтобы дочкам не в тягость было мамку проводить.

Живите долго, Анна Семеновна. И встретьте свой столетний юбилей в таком же добром здравии.