16+
06 июля 2015 11:28

Копейчанка рассказала об ужасах фашистской оккупации

Копейчанка Лина Викторовна Анфалова — дочь погибшего защитника Отечества. Дитя войны, она в полной мере испытала все ужа­сы того тяжкого времени — голод, болезни, фашистскую оккупацию, страх за свою жизнь и жизнь близких. Когда началась война, ма­ленькой Лине Коробковой было пять лет, и жили они с мамой Клавдией Павловной в го­роде Валуйки Белгородской области.
Лине Дерюгиной 10 лет. Август 1946 г.
Автор: Людмила Гейман

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. Что за этим последовало, мы знаем достаточно хорошо. 30 миллионов российских граждан погибло, десятки, сотни тысяч, в том числе дети, содержались в концлагерях и страдали от голода в тылу, годы послевоенной разрухи унесли свою долю человече­ских жизней. Это был урок, позволивший мировому сообществу понять, что война не может быть благом — независимо от того, кто и почему ее начинает.

Копейчанка Лина Викторовна Анфалова — дочь погибшего защитника Отечества. Дитя войны, она в полной мере испытала все ужа­сы того тяжкого времени — голод, болезни, фашистскую оккупацию, страх за свою жизнь и жизнь близких. Когда началась война, ма­ленькой Лине Коробковой было пять лет, и жили они с мамой Клавдией Павловной в го­роде Валуйки Белгородской области.

ДВОРЯНИН И ДОЧЬ СТРЕЛОЧНИКА

Мой дед Павел Коробков был простым рабочим на железной дороге в Самарканде, где остался после гражданской войны, — рас­сказывает Лина Викторовна. — Мама была его неродной дочерью (родным отцом был, как мы узнали много позже, погибший бело­гвардеец). Когда в семье родились еще два сына, мои будущие дяди Константин и Вла­димир, семья вернулась на родину деда в Ва­луйки. Здесь мама в 1935 году вышла замуж за Виктора Дерюгина, а через год родилась я. Но семья папы — его мама Варвара Иванов­на и три сестры — всегда к нам относилась пренебрежительно. Как же: папа ведь был дворянин (позже я узнала, что настоящая фа­милия их Красновы, и они после революции бежали из Царицына), а мама — всего лишь дочь стрелочника.

Семья Дерюгиных жила по тем временам зажиточно — видно, перед переездом сумели кое-что припрятать и сохранить. И хотя фа­милия у них была теперь вполне пролетар­ская, но дворянской спеси, как вспоминает Лина Викторовна, от этого не убавилось: с соседями Варвара Ивановна не зналась, ее дочери ходили, что называется, с задранны­ми носиками, а вот Виктор подкачал — женил­ся на простой…

Впрочем, как рассказывает Лина Вик­торовна, она не очень хорошо помнит отца: сначала он уезжал куда-то в Молдавию, а потом началась война, и его отправили на фронт. В семейном архиве Анфаловых со­хранилась последняя открытка от Виктора Дерюгина, датированная 25 августа 1942 года. Веселые ромашки выцвели от вре­мени, а на обороте убористым почерком — слова, адресованные дочери: «На добрую-добрую память моей маленькой Линусеньке от ее папы. Добрый день, маленькая Линуся. Желаю тебе быть вечно счастливой и жизне­радостной, как этот цветочек, так же вечно цвести. Не забывай своего папу, знай, что он был у тебя один и любил тебя. Будь умни­цей и живи хорошо, люби жизнь и природу. Целую тебя, твой папа».

Больше мы от него не получали весто­чек, пришло только извещение, что пропал без вести где-то под селом Юхново Черни­говской области, там какое-то Заячье болото, что ли, — рассказывает Лина Викторовна. — Сколько мы запросов ни делали после войны, все без толку. А недавно, кстати, была инфор­мация, что поисковики обнаружили в районе Юхново большое захоронение. Тогда же, в сорок втором, когда пришло печальное из­вестие, бабушка Варвара Ивановна сказала нам с мамой: «Виктора нет, и вам тут делать нечего…»

В ТИФОЗНОМ БРЕДУ

К этому времени в городе уже были фа­шистские войска (город был оккупирован с июля 1942-го по февраль 1943 года и осво­божден советскими войсками Воронежского фронта в ходе Острогожско-Россошанской наступательной операции). Женщину с ре­бенком приютил местный батюшка.

— Дом у него был на две половины, вторая пустовала, вот он и пустил нас и еще какую-то беженку с мальчиком, — вспоминает Лина Викторовна. — А в скором времени у того попа умирает от тифа жена, трое детей тоже заболели. Мама была жалостливая женщи­на, стала ухаживать за больными детьми, в результате мы с ней тоже заболели. Я плохо помню этот период, потому что от жара поч­ти все время находилась в бреду. До сих пор удивляюсь, как мы выжили, ведь лекарств ни­каких не было. Да что лекарств, мыла и то не было, а сколько было вшей! Это просто чудо, что мы как-то выздоровели.

У священника семья прожила всю оккупа­цию. Но когда немцы уходили из города, были сильные бомбежки с воздуха, много разру­шений. Дом батюшки тоже был разбомблен, пришлось снова идти проситься на постой к людям.

ВИСЕЛИЦА НА ФОНЕ ЦЕРКВИ

Немцев шестилетняя Лина впервые уви­дела в июле 42-го, когда они еще жили у бабушки Варвары. Запомнила, как собрали всех молодых женщин с улицы и отправили на уборку урожая. С ними отправились два эсэ­совца и несколько полицаев из числа мест­ных. Мама отсутствовала месяца два, а потом рассказывала, как они работали. Немцы от­дыхали, а полицаи запрягали женщин в арбу с собранным урожаем и погоняли кнутами, как лошадей. Когда мать пришла с полей и стала мыться, маленькая Лина увидела, что спина у нее вся синяя от ударов кнутом.

— Ходили по улицам группами, с губными гармошками, громко пели и пускали газы, не стесняясь, — вспоминает сегодня пожилая женщина. — Заходили в любой дом и брали, что вздумается, в первую очередь продук­ты. Заходят и сразу: «Матка, курка, яйка». За людей они нас не считали, мы были «руссиш швайн». Итальянские солдаты, помню, нор­мально еще относились, один даже угостил меня конфетой. А были еще мадьяры, эти сразу золото искали в домах. У бабушки Вар­вары золотишко-то водилось, да, видно, не спрятала как следует, все забрали.

Лина по причине малолетства сама не ви­дела, как вешали коммунистов, но виселицу, говорит, будет помнить всю жизнь. Потому что стояла она в самом центре города, на фоне православной церкви. На этой же ви­селице повесили и учительницу литературы, на которую донес ее же ученик, что она член коммунистической партии.

Младший брат мамы Володя учился тоже у нее в школе, было ему 14 лет. Жила тогда семья маминой мачехи на другом конце города в каком-то сарае, стены и пол глиной обмазаны. А тот школьник, он постарше Володи был, после того как до­нес на учительницу, еще и в полицаи по­шел. Ну вот Володька с другом его под­стерегли и прихлопнули за учительницу-то. Вскоре их арестовали, куда-то увели, и мы его до конца войны больше не видели. Помню, мама на саночках привозила меня к тюрьме, пыталась узнать о судьбе брата. Только после войны, когда он объявился, мы узнали, что ребят угнали в Германию, где они, пацаны, работали в шахте. Дядя Володя и потом, уже в Копейске, всю жизнь в шахте отработал… Да, были полицаи из числа своих же, были. Потом многих, знаю, арестовали, а кто-то с немцами ушел, ког­да они отступали.

ПОД БОМБАМИ

Хорошо запомнила Лина те февральские дни 43-го, когда только что отступившие фа­шисты бомбили город. От многих улиц просто ничего не осталось. Был разрушен госпиталь, расположенный в школе, много раненых по­гибло. Бомбили целенаправленно прямо по Красному кресту.

Очень страшно было. Помню, летят бомбардировщики низко, одна партия сбро­сит бомбы, следом другая летит. Мы целую неделю не могли к госпиталю подойти, чтобы мертвых похоронить. Мы сидели в подвале у маминой мачехи и читали молитву «Живые помощи», я ее до сих пор наизусть знаю.

Вспоминает Лина Викторовна и другой случай. Они с мамой возвращались откуда-то домой, и вдруг из-за туч на бреющем вылетел фашистский самолет, начал поливать улицу автоматными очередями. Как они очутились в овраге, девочка даже не поняла. Его склоны были в меловых норах (стены жители белили мелом, который брали в оврагах), в одну из них втиснулись мама с дочкой. Слава Богу, остались живы.

А вот бомбоубежище однажды завали­ло вместе с людьми, — вспоминает моя со­беседница. — Город стоит высоко, и с одной стороны резко понижается. Там, в низине, в начале войны, солдаты построили бомбо­убежище… А потом, когда наши отступили, жители верхней ближайшей улицы спусти­лись в это убежище и стали там жить. Вот при бомбежке прямым попаданием его и за­валило плотно, закупорило вход. Пока люди обнаружили, пока раскопали, те, кто там на­ходился, задохнулись, в том числе, помню, жених папиной сестры Леси.

ПУСТЬ НЕ БУДЕТ ВОЙН

Тяжело даются Лине Викторовне воспо­минания, а многие события просто стерлись из детской памяти. После войны мама Клав­дия Павловна работала бухгалтером в одном из совхозов, а в 1948 году по вызову брата Константина приехала с дочкой в Копейск. Константин успел повоевать, был ранен и после того, как в копейском госпитале ему отняли правую кисть, остался жить в шахтер­ском городе. Несмотря на увечье, работал на железной дороге. К нему и приехали мама Лины и вернувшийся из немецкого плена дядя Владимир.

Сама Лина Викторовна после школы работала в детском саду, заочно закончи­ла исторический факультет Свердловского пединститута, курсы по экономике. Много лет преподавала в техникуме легкой про­мышленности философию и экономику. Она автор учебника и задачника по экономике и бухучету.

— Меня часто приглашают в техникум на встречи со студентами рассказать о войне, — говорит она. — Семьдесят лет прошло, а раны у людей остались. И сегодня, когда сложилась такая напряженная международ­ная обстановка, хочется надеяться, что разум людской победит. Пусть никогда и нигде не будет войн.


Читайте еще новости

Темы новостей
Подпишись, чтобы не пропустить самое актуальное
Оставить комментарий
26 октября 2024 11:52 Копейчане завоевали 10 золотых медалей

В Копейске четыре дня продолжался традиционный 31-й областной турнир по боксу, посвящённый памяти погибших шахтёров и горноспасателей.

26 октября 2024 10:49 Прокуратура Копейска напоминает об ответственности управляющих компаний

Копейский городской округ официально открыл отопительный сезон 2024-2025 второго октября, однако в связи с предстоящими перепадами температур грядут определённые проблемы: неконтролируемый сход сн...