16+
27 декабря 2013 19:50

Соловьи

В мае, в пору дивного буйноцвета, сделал открытие: наш город любят соловьи. Славя миг любви, они поют в парках, скверах, садах. Поют на кладбищах. И даже карканье ворон, озабоченных продолжением рода, не заглушает волшебные трели изящных птах. Умерли шахты, «похоронив» гарь и копоть, посвежел воздух. В весеннем небе звенят стрижи, а в древесном травостое днями и ночами напролет поют соловьи.
Соловьи
Автор: Виктор Чигинцев

Звучание соловьиных рулад проникало в больничную палату, но охотнее слушал волшебные мелодии весны с балкона.

В заросшем парке городской больницы №4, что в поселке Горняк, обитают дрозды, щеглы, трясогузки, синицы, а вездесущих воробьев как бы не слышно. Какое там чириканье, если несмолкаемо поют соловьи. На проснувшейся после ледяной неволи цветущей земле вдохновенно пели соловьи.

На балконе, вдыхая аромат белой сирени, беседовал с обитателями лечебного заведения. Послушаешь рассказы о человеческих судьбах, сердце тревожит юдоль плача, и уже твоя собственная жизнь не кажется тернистой.

Сергею Николаевичу Григорьеву 61 год. Каждое лето проводил у слепой бабушки в деревне. Так что с измальства был и жнец и швец и на дуде игрец. Нареченная Анастасией, по мужу Федотова, бабушка ослепла в 1941 году, когда выплакала глаза, получив в один месяц девять похоронок на девятерых сыновей. Одолев супостата, домой вернулся лишь десятый боец, дочка русской крестьянки и будущая мать Сергея Николаевича. Сейчас, выйдя на пенсию, работает мой собеседник конюхом у местного цыгана. Любит лошадей.

Николаю Викторовичу Бабину 78 лет. Знаю его давно, по совместной работе на шахте «Центральная». Внук гонимого властью священника церкви святых Петра и Павла в курганском селе, сын гвардии сержанта, фронтового поэта и отважного пулеметчика, он есть и остается Читателем, мудрым, вдумчивым, по-философски осмысливающим течение жизни. Любовь к литературе впитал от отца, чьи стихи публиковались во фронтовой газете. Плененный под Орлом, пройдя ад фашистских концлагерей, после освобождения был осужден на 25 лет лагерей советских. Реабилитировали Виктора Бабина только в 1954 году, после смерти «вождя народов». Внук священника и сын «врага народа», Николай Викторович Бабин воспитал двух сыновей, защитников Отечества.

Николаю Кузьмичу Васильченкову 87 лет. Моя память не сохранила ни одного имени ветерана Великой Отечественной, чьим фронтом был ГУЛАГ, а передовой — охрана лагерей. Потому, пожалуй, не сохранила, что никто в этом не имел желания признаться. Но был ли в такой службе грех и все ли охранники были палачами? Ветеран Васильченков, мусоля сигаретку «не взатяг», вспоминал о своей судьбе с плохо скрываемой досадой: «Жизнь — тяжелый крест, и сейчас она не легче. Сижу вот в больничке, кураулю бабушку. Хворает она шибко.»

Коля Васильченков осиротел рано. Мать погибла в шахте. Она и стала ее могилой, поскольку разыскать под завалом и выдать на-гора несчастную женщину не представилось возможным. Там же, в шахте селения Губаха, что на севере Пермской области, сгинул отец. В армию парня призвали юнцом в 1943 году, и отмотал Николай на службе десять лет. «Отпустили, словно сам лагерный срок отмотал, лишь тогда, когда подох Сталин». Так сказал, тяжело вздохнув. Все было: и сочувствовал жертвам репрессий, и помогал, рискуя репутацией лагерного стража, и делился последним куском, видя, как выкашивают людей голод и рабский труд. Проникнувшись доверием к старику, я не мог усомниться в его правде.

Выходя на балкон, дорогие мне ветераны охотно подставляли бока под майский солнцепек. И слушая пение соловьев, обострялся их слух, молодели лица.

КРЕПИСЬ, ГЕОЛОГ!

Здесь же, на просторном больничном балконе, — помог счастливый случай, — слушал соловьев на пару с нежданно посетившей меня одноклассницей Верой Горобец. Не виделись 45 лет, расставшись после окончания школы. В поселке шахты № 205 мы закончили их три — начальную № 34, восьмилетнюю № 27 и среднюю № 14. Так много росло в шахтерском поселке ребятишек. Это были дети спецпереселенцев, присланных на шахты из центральных областей страны, репрессированных немцев, западных украинцев, вчерашних военнопленных, выживших в концлагерях вермахта, но не избежавших своих. Только я, в свою очередь, расстался с Верой чуток раньше, поскольку в силу обстоятельств завершил учебу не в дневной школе №14, а в вечерней № 5.

Встреча одноклассников, не видевшихся почти полвека, — бурлящий океан памяти. Нас закрутило в реке воспоминаний. Имена школьных друзей, их профессии, счастливые и не очень судьбы, — все вдруг ожило и закружилось в калейдоскопе памяти.

Вера — уже не та хрупкая, скромная, длинноногая девушка, а стройная, грациозная для своего возраста Вера Федоровна. В школе нас роднила любовь к походам по Уралу. Не случайно Вера

Федоровна посвятила свою жизнь геологии. Десять лет провела в экспедициях, пятнадцать, вернувшись в родной город после рождения сына, трудилась геологом на шахте «Красная горнячка». Она догадалась принести школьные фотографии, хранившиеся в семейном альбоме. На коллективном снимке 6 «б» класса мы с печалью всматривались в лица тех мальчишек и девчонок, кого уже нет в живых. Геолог Вера Горобец по-прежнему «солнцу и ветру брат»: купается с мая по ноябрь, не боится ледяной проруби, а зимой — зовет лыжня.

ЕСТЬ ТОЛЬКО МИГ…

Эта встреча пробудила память о безвозвратном детстве, давно ушедшей юности, и в субботний день, освободившись от лечебных процедур, я ушел в «самоволку» по маршруту «пос. Гоняк — пос. шахты №205»

Время меняет не только людей, но и местность, ее ландшафт. Горная просадка, где прошли крутопадающие лавы шахты №23, превратилась в озеро, породный отвал шахты № 22 зарос березовым лесом. На месте домика Вовки Петрова — древесные джунгли, нет и самой улицы. Нет хутора Леньки Базешина, как нет и других хуторов сосланных в шахтерский городок западников. Безпашенная степь с привычными прежде картофельными нарезками густо заросла бурьяном. А вот и место, где у железной дороги ютился барак начальной школы № 34. Давно убраны рельсы и шпалы, насыпь затянута травой-муравой. Нет и школьного барака, приспособленного было под складирование сахара. Отсутствует и малый намек на некогда школьное здание, а есть дикий сквер, плотно заросший тополем, кленом, ранеткой. Однако и здесь, в зарослях сквера, пел соловей. Посидел на пенечке, послушал.

К ПОРОГУ ДОМА МОЕГО

Заросла разнотравьем тропа детства, по которой ходил в школу и возвращался домой мимо вечерней школы. В стенах ШРМ №5 получил аттестат о среднем образовании, работая по договору в городской газете. Ну и где школа, хотя бы ее здание? И здесь дикий сквер, а сквозь карканье настороженной вороны, свившей здесь гнездо, кристальным родником пробивалась песня соловья.

Иду по заросшей, малоезженной дороге к порогу дома своего.

У клуба, давно сгоревшего, с прокопченными, полуразрушенными стенами, стояла усадьба отца. Дом с удобствами, баня, гараж, сарай, теплица, сад, огород — жить бы да жить. Но отцовское хозяйство стояло на горном отводе. По плану ликвидации «Красной горнячки», присоединившей в свое время 205-ю («Северную»), потребовалось переселить более шестисот семей. В список переселенцев попали родители. Семь лет прошло, как осиротел отчий дом. Но и родного дома, в котором прошла школьная юность, тоже нет. Впечатление, что упала бомба. На удивление, еще жив старый сад, цветут яблони, вишни, черная рябина, белая сирень. И как привет от мамы — ярко-голубая клумба незабудок, полянка ландышей. Все в цвету. Соловьи поют в нашем и соседнем саду, где жил закадычный друг Саша Кайльман.

Это было предпоследним переселением наших с ним родителей. Несколько лет назад, в последний раз сменив «прописку», знатные горняки Андрей Кайльман и Михаил Чигинцев, а с ними наши милые мамы, прожив в добрососедстве и дружбе полвека, разъехались по разным «адресам» — городское и потанинское кладбища.

Сижу, вспоминаю о прожитом, о былом. О судьбах одноклассников, трудных судьбах родителей, о тех, с кем навсегда разлучила жизнь. В патриархальной, совсем немой и безгласной тишине шахтерского околотка, заливаются соловьи. Нет краше поры, когда в белом убранстве невест стоят яблони, а им аккомпанируют соловьи.

Для кого цветете яблони, ландыши и незабудки? Слышат ли вас души канувших в вечность родных и близких людей? Но благо — есть для кого цвести и петь. Растут внуки и правнуки наших родителей, моих друзей-одноклассников, всех, кто посеяв и бережно взрастив новую жизнь, выполнил свой долг на земле.

Читайте еще новости

Темы новостей
Подпишись, чтобы не пропустить самое актуальное
Оставить комментарий
28 марта 2024 15:00 Развитие тепличного овощеводства: инновации и государственная поддержка

 С начала текущего года в теплицах было выращено 258,7 тысяч тонн овощей и зелени, что на 2,3% больше, чем за аналогичный период прошлого года (252,7 тысяч тонн).

28 марта 2024 14:00 Покупаем своё: выбор российских потребителей

 За последний год 64 % россиян стали чаще приобретать отечественные товары, причём 41,8 % из них начали делать это значительно активнее.

Новости СМИ2