16+
21 марта 2017 10:47

Копейчанка Галина Цицимушкина: «Я любила ходить в хлебный магазин за крошками от хлеба...»

«Все мы родом из детства». Эти слова, принадлежащие знаменитому французскому летчику, писателю, философу Антуану Экзюпери, давно стали крылатым выражением. В них заключена глубокая правда: ведь все, что мы берем с собой во взрослую жизнь, было обретено нами в детские годы. Но будет ли это трудолюбие, уважение к людям или, наоборот, озлобленность и леность души, зависит, думаю, не только от «багажа», приобретенного в детстве и юности, а во многом — от ума и характера человека. 
Копейчанка Галина Цицимушкина
Автор: Людмила Гейман

Копейчанку Галину Цицимушкину жизнь не баловала, но свое голодное детство и трудную юность она все равно вспоминает с вполне понятным чувством ностальгии. Так уж устроен человек... Мы долго беседовали с Галиной Петровной, и вот что она рассказала. 

Родом из войны

Я родилась в предвоенном 1940 году здесь, в Копейске, в поселке Горняк. У своих родителей, Петра Владимировича и Афанасии Николаевны Анатольевых, была седьмым по счету ребенком, но все предыдущие детки умирали в раннем возрасте. Выжили я и родившийся годом позже брат Владимир.

Мама рассказывала, что в 1933 году их раскулачили и выслали из родного села где-то под Бродокалмаком сюда, на шахты. Хотя какие они уж там кулаки были — просто трудяги. Дом был, баня, лошадь, плуг. Папу сначала даже на председателя колхоза посылали учиться, у меня и бумага эта сохранилась. Вернулся с учебы — а тут и кампания по раскулачиванию: всех крепких хозяев «под одну гребенку»…

Жили мы в небольшом домишке на две комнаты на улице Сталина, недалеко от шахты. Сейчас это улица Рогалева. Папа в шахте работал. На фронт его не взяли, потому что высланный и потому что в шахте тоже люди были нужны. Очень смутно помню, как приходил он домой в спецовке и мокрых стылых чунях (в то время шахтерские калоши — Прим. авт.), садился у печки, чтобы лед на ногах растаял, и тогда уже мама с него чуни эти снимала.

Самое первое отчетливое воспоминание у меня связано со смертью папы. От жестоко простудился и буквально «сгорел» за два месяца, а было ему в ту пору всего 37 лет. Перед смертью он попросил маму разбудить меня и брата, чтобы проститься с нами. Это был 1946 год. Мне всего шесть лет было, и я не понимала, что за папой пришла смерть, только помню его прощальный и сожалеющий взгляд. 

Хлебные крошки и строптивая коза

Детство мое было бедным и голодным. За папу нам пенсию назначили крошечную — 27 рублей. Очень часто я бегала на шахту, там для шахтеров варили обеды, и я в сторонке наслаждалась ароматом варева — это был запах еды. Мы с братом всегда были голодны, и этот запах мне казался самым прекрасным на свете. А еще я любила ходить в хлебный магазин за крошками от хлеба. Продавцом там работала наша соседка. Она сметала с лотков, на котором лежал хлеб, крошки и отдавала их мне. Я была очень рада и считала эти крошки немыслимым лакомством. Ведь очень часто из еды у нас была только мерзлая картошка, отруби, жмых и лебеда, из которой мама, чуть добавив серой муки, пекла лепешки.

Топливом нас выручала шахта. Придем с братом к террикону и ждем, когда на него взберется вагонетка и вывалит породу. Потом бежим подбирать, что попадется — куски угля, чурочки, деревяшки — все, что можно сжечь и что даст нам тепло.

Чтобы немного заработать на пропитание, мама нанималась в соседний совхоз в деревне Ближняя Ивановка — там вместе с другими женщинами на полях жали серпами пшеницу. Работа была очень тяжелая, мы с братом тоже помогали чем могли — где колоски собираем, где поднесем, что нам под силу.

Немного выручала коза. Как ее звали, я уже не помню, но строптивая была до ужаса. Я ее пасла, подгоняя прутиком, собирала для нее траву, сено тоже заготавливали сами. Еще мама садила садовки. Что такое садовки? Берешь, например, морковку, садишь в сырую землю и тряпочкой накрываешь сверху. Когда морковка прорастает, становится зеленой, тряпочку убираешь, поливаешь, ставишь колышек, чтобы случайно не затоптать. Она растет, зацветает, а когда отцветет, образуются семена. Так же сажали на семена свеклу, редьку, редиску. Потом мама собирала семена и продавала. 

Валенки и петушки-свистки

Очень четко запомнилось: зима наступила, снегу навалило, а брат Володя сидит на печке и плачет. Валенок-то нет, как на улицу выйдешь? Босиком ведь не поиграешь в снежки, не покатаешься с горки.

Зато летом было хорошо, бегали как придется. Помню, мы, ребятня, всегда ждали «Тряпку-ремок». Приезжал мужичок на телеге, запряженной лошадкой, а перед ним всегда стоял «волшебный» чемоданчик. Едет по поселку и кричит: «Кости-тряпки, тряпка-ремок!». А мы уж заранее чего-нибудь насобираем, хотя собирать-то особо нечего было, с одеждой было худо. Вот сдашь ему кости, какое-нибудь рванье, а он из чемоданчика тебе — сладкий петушок или петушок-свисток из глины, резинку или гребенку. Вот радость-то!

Какие еще у нас, ребятишек, были развлечения? Играли в лапту, казаков-разбойников, катали обруч. Мальчишки сбивали со старой бочки обруч, делали такой крюк из железного прута. Подцепишь крюком обруч и катишь по улице. Он скрипит, и чем громче, тем лучше, веселей. Бегали смотреть, как строится наш поселковый Дворец культуры — его пленные немцы строили. Дворец открылся в 1948 году, там стали показывать кино. Только на билеты у нас с братом денег не было, так мы залезали на крыльцо, куда выходили двери зрительного зала, и через двери слушали. 

Карандаши — за черемуху

В школу я очень хотела пойти,  мечтала поскорей сесть за парту, учиться. И вот этот день настал. Мама сшила мне тряпочную сумку с кармашками, чтобы можно было ставить туда чернильницу. Раздобыла где-то синенький, в мелкий горошек ситец и сшила платье. Еще два принесла двоюродная сестра Анна, она работала в детдоме и как-то смогла «выкроить» для меня эти два платья. Я была счастлива!

Тетрадки я делала из оберточной бумаги, которую брала на конном дворе из магазинных ящиков. У меня была мечта — иметь цветные карандаши. Но купить их было не на что. А у нас под окном рос большущий куст черемухи. Вот мама и говорит: «Набери полное ведро черемухи, я продам и куплю тебе карандаши». Я, конечно, набрала, и мама купила карандаши. Как я их берегла! Даже когда оставались огрызки, не выкидывала: кое-как подточу и рисую. Мы умели дорожить нашими маленькими радостями.

Потом мама устроилась на постоянную работу — в интернат прачкой, стало полегче. Интересно, что мама стеснялась своего имени Афанасия и ребятам в интернате говорила: «Зовите меня тетя Оня». Почему именно так, я до сих пор не знаю. 

Первые самостоятельные шаги

В пятнадцать лет каждой девчонке хочется приодеться. Мне же из-за нашей бедности одеть было практически нечего. Ходила в мамином коричневом сарафане с закрытой спинкой и в маминых туфлях. И надумала я идти учиться в ремесленное училище, там на полном государственном обеспечении буду. Хотя наш классный руководитель Федор Федорович Янке даже домой к нам приходил, уговаривал маму, чтобы не отпускала меня, ведь училась я хорошо. Но я все равно поехала в Челябинск и поступила в ремесленное училище №9 на формовщицу. Там мне выдали шинель, бушлат, шапку, ботинки, черные туфли на низком каблуке, ремень.

Два года пролетели незаметно, параллельно я еще окончила вечернюю школу. По распределению послали на завод имени Колющенко — стала работать в сталелитейном цехе №5.

Работала и училась на секретаря-машинистку — ездила на курсы в Дом офицеров. Трудилась я на совесть. Меня ставили на большие станки, выражая этим доверие, а также поощряли в стенгазетах-«молниях». Жила в общежитии в одной комнате с двумя девушками, Раей и Фаей. Они были старше меня и довольно хитрые, но я старалась ладить с ними.

На заводе со мной произошел несчастный случай: во время работы из бункера вылетела механическая деталь и ударила мне в голову. Ну, вызвали «скорую», меня доставили в больницу, обработали рану, перевязали и отвезли в общежитие. И вот, помню, лежу я вся несчастная одна в комнате, и вдруг стук в дверь. Это приехала мама. Видно, материнское сердце почувствовало, что с дочкой неладно. 

Уж замуж невтерпеж

Мы, девчата, ходили на танцы в мужское общежитие. А у нас в цехе работал слесарем один парень, Олег его звали. И он разболтал, что Галка краснощекая (меня все так звали, потому что щеки у меня действительно всегда румяные были) хорошо танцует. И друг Олега, Вася Цицимушкин, стал заходить в наш цех, наблюдать за мной, приглашал гулять. Он детдомовский был, работал в третьем цехе слесарем.

В общем стали мы, как раньше говорили, дружить. А через год поженились. Уж очень мне хотелось уйти с завода, а незамужних не отпускали — надо было отработать положенный срок. Хотя, что я говорю… Конечно, он мне понравился — разговорчивый был, веселый. Словом, расписались мы потихоньку, уволились и поехали домой, к маме. У меня все имущество — книжки да подушка, у Васи и вовсе одна «москвичка» (это куртка такая теплая).

 Мама только руками всплеснула, когда узнала, что я замуж вышла. Но строго сказала: «Спать пока врозь будете, сначала свадьбу сыграем. А то как я в глаза соседям буду смотреть?». Поставила вишневку, забодяжила бражку, стали к свадьбе готовиться. И целый месяц, пока вишневка поспевала, спали врозь — я с мамой, а Вася один. Хотя законные муж и жена были. Такие вот нравы в то время были, не как сейчас. 

Письмо Терешковой

Вот уже 57 лет мы с Васей живем. Долго рассказывать про свою жизнь. Сынок Саша родился в 61-м, Валера в 64-м. А Любушка уж позже, в 73-м. Нам квартиру дали двухкомнатную от Васиной работы, он на авторемонтном трудился. Я сначала на почте телеграммы носила, потом устроилась в детский сад №4, что на улице Ленина, так там и работала.

Случай один расскажу. Мы в «двушке» жили, а детей-то трое. Тесно нам, а дети еще в музыкальную школу ходили, то есть надо было для фортепиано место выделить. И тогда я взяла да написала письмо Валентине Терешковой о своей проблеме. И что вы думаете? Пришел ответ мне, а также запросы в гороно и областной отдел образования. Вызывает меня заведующая детсадом Нина Александровна Козиненко: «Что же вы, Галина Петровна, через «голову» прыгаете?» В общем дали нам трехкомнатную квартиру через месяц. А так неизвестно, дали бы или нет. Я это письмо от Терешковой до сих пор храню.

А дети у меня хорошие. Только сыновей я не часто вижу. Саша на Севере тридцать лет жил, сейчас на Увильдах дом купил. Валера и сейчас на Дальнем Востоке. А вот Любушка здесь, в Копейске, она наша отрада и заботница. Четверо внуков у меня и четверо правнуков. На жизнь не жалуюсь. 

Дорога к храму

Мама у нас набожная была, еще детьми нас с братом в церковь по большим праздникам водила. И когда мама умерла, это в двухтысячном году было, я даже певчих домой приглашала, отпевать. И после этого стала в церковь ходить. Любиного сына Димочку в воскресную школу водила, сама работала в церкви: чистила подсвечники, принимала крестики на освящение, записки на поминание и так далее. Господь мне помог дорогу к храму найти.

Я и сейчас каждый день хожу, хотя уже, так сказать, официально не работаю: после перенесенного несколько лет назад инсульта трудно стало. Когда батюшке Виктору сказала, что больше работать не буду, он говорит: «Все равно, Галина, приходи». И я прихожу, помогаю чем могу. Гусей, кур теребить ли или постряпать булочки — это мне не тяжело. А в храме Божьем у меня душа отдыхает.

Читайте еще новости

Темы новостей
Подпишись, чтобы не пропустить самое актуальное
Оставить комментарий
14 октября 2024 14:45 Сотрудники полиции Копейска раскрыли кражу электросамоката

В дежурную часть обратилась жительница города, сообщив о пропаже своего имущества — электросамоката. Женщина рассказала, что оставила его на улице без присмотра, а сама ненадолго отлучилась с ребё...

14 октября 2024 13:30 В Копейске подключили отопление

14 октября в администрации Копейска прошло аппаратное совещание, на котором обсуждались важные и актуальные вопросы. Одной из главных тем стало отопление, на которое поступало много жалоб от жител...